Учителю не приходилось ещё испытать, что такое болезнь.
При этих его словах мне стало смешно.
— А по мне, какая-нибудь простуда ещё ничего... Но вот серьёзное что-нибудь, — это уж благодарю покорно! Да и вы, учитель, так же скажете... Попробуйте заболеть — и сами увидите.
— Может быть, и так... Только если уж болеть, мне бы хотелось заболеть смертельной болезнью.
Тогда я не придал особого значения этим словам. Рассказав о письме матери, я попросил у него денег.
— Бедняга! Конечно, если дело так обстоит, тогда следует быть около отца. Бери, пожалуйста, и поезжай.
Учитель позвал жену и велел ей принести нужную мне сумму денег. Та, повидимому, вынула их из какого-то ящика в комоде и, аккуратно разложив передо мной на листке бумаги, проговорила:
— Наверное, вы очень тревожитесь?
— Сколько раз он бывал без чувств? — спросил учитель.
— В письме ничего об этом не говорится... А что, разве это может случиться несколько раз?
— Да.
Тут я узнал, что мать жены учителя умерла от такой же болезни почек.
— Значит болезнь тяжёлая? — сказал я.
— Да... А что, есть позыв к рвоте?
— Не знаю... В письме ничего не сказано. Повидимому, нет.
— Ну, если нет рвоты, ещё хорошо, — заметила жена учителя.
В тот же день с вечерним поездом я уехал из Токио.
Болезнь отца оказалась легче, чем это думали. Когда я явился домой, он уже сидел на постели и заявил мне:
— Все беспокоятся, поэтому терплю и сижу вот так неподвижно. А можно было бы уж и встать.
И на следующий день, не слушая увещаний матери, он действительно встал с постели. Складывая толстое одеяло, мать заметила:
— Отец сразу окреп, как только ты приехал.
И я, наблюдая за отцом, видел, что это действительно так, что он вовсе не старается только казаться бодрым.
Мой старший брат служил на далёком Кюсю. Ему не легко было выбраться повидать отца, не будь какого-нибудь исключительного случая. Сестра была замужем в другой провинции. Её тоже нельзя было вызвать сразу в любой момент. Из всех троих детей я один, как студент, легче всего мог приехать домой. Отцу очень понравилось то, что как только позвала мать, я сейчас же приехал, бросив занятия и не дождавшись каникул.
Жалко, что ты бросил университет из-за такой пустяковой болезни. Это потому, что мать твоя уж очень расписала... Нехорошо это!
Так говорил отец. Но не только говорил: приказав убрать постель, он выказал свою обычную бодрость.
— Не очень-то легко относитесь к болезни, а то ещё вернётся...
Отцу, видимо, приятна была моя заботливость, но он очень мало обращал на неё внимания.
— Чего там!.. Соблюдать только обычную осторожность.
И на самом деле отец казался уже здоровым. Он свободно двигался по дому, одышки не было, головокружения не чувствовал. Один только цвет лица ещё был очень плох по сравнению с лицами других, но это вовсе не теперь только началось, и мы не придавали этому особого значения.
Я написал письмо учителю и поблагодарил его за одолжение. Предупредил его, что возвращу свой долг, когда приеду в январе в Токио. Написал, что болезнь отца не оказалась, как думали, опасной, что сейчас всё довольно благополучно, ни головокружений, ни рвоты нет. В конце я прибавил несколько слов, в которых осведомлялся о его простуде. Я совершенно не придавал никакого значения нездоровью учителя.
Когда я посылал это письмо, я совершенно не надеялся получить ответ на него. Отправив письмо и беседуя с отцом и матерью об учителе, я мысленно представлял себе далёкий его кабинет.
— Когда теперь поедешь в Токио, отвези ему хоть здешних грибов.
— Пожалуй! Только станет ли он их есть?
— Почему же? Они неособенно вкусны, но всё же, кажется, нет человека, кто б их совсем не ел...
Мне как-то странным казалось это мысленное соединение учителя с грибами. Когда пришёл ответ учителя, я был немного удивлён. И особенно удивился, когда увидел, что письмо не содержало в себе ничего особенного. Я решил, что учитель из любезности ответил мне. И решив так, я почувствовал большую радость из-за этого простого письма. Впрочем, это было первое письмо, полученное мною от него...
Первое, — сказал я... Может показаться, что между мной и учителем была частая переписка; должен сказать, что этого никогда не было. При жизни учителя я получил от него всего только два письма: одно — вот этот простенький ответ, второе, — то очень длинное письмо, которое он написал мне перед смертью.
Отец в силу своей болезни должен был остерегаться излишних движений, поэтому, даже встав с постели, он почти не выходил из комнаты. Один только раз, в очень тихий день, после полудня он сошёл в сад, причём из боязни, как бы чего не случилось, я пошёл рядом с ним. Я хотел было положить его руку себе на плечо, но отец, смеясь, отказался от этого.