– Руна на воротах означает «принятие», – пояснил он. – Монахи этой обители не подчиняются законам ни одного клана.
Кайден увлек меня к деревянным створкам, в которых имелась калитка со смотровым окошком.
– А если они откажутся провести обряд? – вдруг страшно испугалась я.
– И потеряют возможность взорвать темный мир нашим венчанием? – усмехнулся Кайден. – Никогда в жизни. Хотя думаю, что для вида поломаются.
Он взялся за кольцо, и в тишине прозвучал громкий стук, потревоживший царившее безмолвие. Через несколько минут с грохотом открылось смотровое окно, блеснул свет. Некоторое время человек за воротами рассматривал нас.
– Мы к настоятелю, – вымолвил Кайден.
– Кто?
– Наследник клана Вудс.
Без лишних обсуждений зазвенели ключи, калитка отворилась, и нас пропустили внутрь. Монастырский двор утопал в темноте, мерцали только незнакомые магические символы на стенах построек. Кое-где и вовсе были нанесены длинные рунические вязи. Не отставая от ключника, мы добрались до главной молельни.
– Женщина останется за порогом, – приказал монах.
– Не останется, – с потрясающим нахальством воспротивился Кайден.
В огромном ледяном помещении не было людей. По обе стороны стояло два ряда длинных темных скамей. Проход вел к жертвенному камню, на котором располагались золотые сосуды и блюда с подношениями. Стены испещряли древние мерцающие символы. Молельный зал озарял только струившийся от них свет.
Стоило мне переступить через порог, как древние руны, почувствовав обладателя Истинного света, чуждого темной рунической магии и кровавой жертвенной вере, разгорелись и в храме стало намного светлее. Между бровями монаха прорезалась глубокая складка. Он перевел хмурый взгляд с меня на Кайдена и обратно, но тот предпочел не заметить реакции святого брата.
– Ждите здесь. Я узнаю, примет ли вас настоятель, – приказал он и, шаркая ногами, направился в другую половину храма.
Через некоторое время в молельный зал, ведомый молоденьким монахом, вошел старец. Ключник следовал за ним и что-то беспрестанно шептал.
– Он слеп? – догадалась я, глядя на настоятеля монастыря.
– Не обманывайся, – покачал головой Кайден. – Он слепец, но вот видит и знает больше зрячего.
Сначала для беседы позвали наследника. Некоторое время мужчины что-то тихо обсуждали, но даже на значительном расстоянии ощущалось, что разговор был напряженным. Несколько раз они оборачивались ко мне, и оттого я нервничала еще больше. Наконец меня попросили подойти.
Глаза старца скрывали белесые бельма, но он безошибочно повернулся, стоило мне приблизиться. Протянул сухие руки.
– Мне нужна руна, – голос звучал скрипуче.
Вопросительно посмотрела на Кайдена, и тот согласно кивнул. Подала руку, и холодные, но неожиданно сильные пальцы скользнули по ладони, проверили рубец. Обычно руна была нечувствительна к чужим прикосновениям, но тут я ощутила острый магический укол и поморщилась от боли.
– Ты создаешь и темную, и светлую магию.
– Да.
– Твоя магия прекрасна. – Слепые глаза были обращены к моему лицу, словно старик мог по-настоящему видеть. – Двуликая, ты осознаешь, что ритуал Соединения невозможно разорвать? Ты будешь женой наследнику клана до конца жизни, и он будет тебе мужем до конца жизни. Даже если вы разорвете союз в глазах людей, для богов вы останетесь супругами.
Я бы соврала, если бы заявила, что не испытывала страха. В голове вдруг всплыло несвоевременное во всех отношениях воспоминание, как мы ругались с отцом на старой кухоньке в кромвельском доме, и я кричала в сердцах:
– Да, – спокойно вымолвила в тишине.
– Я проведу ритуал, – выпуская мою руку, обратился он к Кайдену.
На моем свадебном обряде не было теветских народных песнопений, воззваний к светлым духам, знакомых с детства молитв и корзинок с розовыми лепестками. Воздух не трещал от переизбытка Истинного света, в окна не светило яркое солнце. Ритуал проходил ночью, а в святилище вообще не было окон. Мы с Кайденом держались за руки над обрядной чашей, наполненной черной водой. От поверхности отражался свет, исходящий от горящих темных рун. Презрев любые законы природы, к нашим пальцам поднимались черные струйки.
Слепой настоятель храма, видевший больше, чем зрячие, тихо бормотал слова заговоров на неизвестном мне древнем языке, на котором «неизбежность» называли «лера». И с каждым его словом темная магия в воздухе становилась гуще, а руны на стенах сверкали ярче. И от магического таинства, пряных запахов, окружавших нас, кружилась голова.
Неожиданно вода в чаше завертелась и, образовав воронку, оголила медное дно.