Сердце Аксара, или Измена по-королевски (СИ)

— Остров перенес нас в мой мир. Я хотела остаться. Меня не отпустили.

Король посмотрел на меня так же холодно, как говорил.

— Соня, ты ведь не глупа. С чего ты взяла, что аксариане отпустят свою королеву?

— Не переживай, я уже корю себя за такую наивность!

— Вижу, — Дедрик усмехнулся. — Тебя прямо распирает. Еще немного, и лопнешь, полетят королевские ошметки по лесу. То-то вороны обрадуются негаданной закуске.

— Да вы поэт, Ваше Величество, — ядовито протянула я.

Корбиниан спешился, привязал поводья моей и своей лошади к нижней толстой ветке дуба, у которого мы остановились. Я огляделась, но не увидела ничего необычного. Правда, поздней осенью сутки короткие, и лес уже начал утопать в темноте, а туман скрадывал очертания всего, что нас окружало. Если не приглядываться, можно было вон то дерево принять за человека, а вон тот валун — за присевшего медведя.

Даже Дедрик и тот стал каким-то нереальным, призрачным. Одно слово — Фантом…

— Зачем мы здесь? Будешь наказывать меня? — с вызовом спросила я.

— А ты хочешь, чтобы я тебя наказал? — игриво спросил мужчина, кладя руку на круп моей лошади и начиная легонько по нему похлопывать (животное нервничало).

— Делай, что пожелаешь. Королева к твоим услугам.

— Соня, ты такие заманчивые вещи предлагаешь… А что, если я и правда решу тебя наказать?

— Полностью покорна твоей воле, — упрямо повторила я.

— Еще вчера ты изъявляла прямо противоположное мнение.

— Что с глупой женщины взять?

— С глупой женщины взять можно многое…

Фантом поднял руки и, ухватив меня за талию, помог спуститься. Спустив меня, руки с талии он так и не убрал, и даже через плотный теплый плащ, лиф платья и сорочку я почувствовала, как горячи его прикосновения.

— Надо же, — проговорил он, съедая меня глазами, начинающими темнеть от притока магии. — Ты даже не делаешь вид, что возмущена. Какие стремительные перемены…

— Просто мне теперь все равно, — сказала я.

Дедрик прижал меня к себе.

— И так — все равно? — шепнул он, склоняясь, и коснулся моих губ своими губами.

В прошлый раз его прикосновения обжигали холодом, сегодня — были теплыми, даже приятными. Я не шевельнулась, никак не дала понять, что мне это не нравится. Мне даже хотелось, чтобы он меня целовал. Так хотя бы Фэд с его сияющими глазами перестанет мельтешить в сознании…

Я закрыла глаза и заглушила голос разума, твердящий, что нельзя так льнуть к незнакомому практически мужчине, к тому же — Корбиниану. Пусть к черту катится, этот голос разума! Ничем этот разум не помогает, когда больно!

Дедрик прижал меня к себе сильнее, слегка куснул за верхнюю губу. Эта небольшая дразнящая боль заставила меня тихо вздохнуть. Глубокое впечатление, что при первой встрече произвел на меня невообразимо красивый Рейн, сексуальный призыв, который источал Фэд, давно пробудили во мне голод по ласке, по близости… Я подалась вперед, давая своему голоду право руководить собой.

Вдруг поцелуй прекратился.

— Открой глаза, — приказал Дедрик.

Я подчинилась, хотя и неохотно.

Глаза Фантома стали черными. Он зачем-то воззвал к магии. Даже я стала ощущать присутствие силы — она копилась вокруг напряжением, которое сгущалось, подобно туману.

— Тебе никого не удастся представить на моем месте, — пригрозил мужчина и подтолкнул меня вперед, к дубу. Я уперлась спиной в твердый ствол, не понимая, о чем он говорит и вообще — зачем говорит, ведь у нас, вообще-то, намечается секс. — А мне — на твоем.

Я хотела задать вопрос, что это он имеет в виду, как вдруг перестала видеть тело Рейна и увидела тело Дедрика. Вместо идеально красивого лица — неидеальное, вытянутое, с острыми скулами. Вместо дымчатых синих глаз — светло-голубые, как льды. Губы не идеально очерченные — тонкие, такие, что, кажется, могут порезать при поцелуе.

Краткая вспышка испуга заставила меня вжаться в ствол дерева.

И — смешно! — я испугалась не того, что получила доступ к магии (он вернул мою связь с Источником), а того, что видит меня настоящую, совсем не изящную, не красивую, не сексуальную. Это, а еще какой-то запрятанный в самых глубинах души стыд за свою некрасивость, заставили меня вспыхнуть:

— Ну, и зачем это? Пусти, болван, ты все испортил!

— Я так и знал, что глаза у тебя серые, — произнес он, разглядывая меня.

— Пусти, сказала! — вспыхнула я и ударила его между колен. Он как-то умудрился удара избежать, и спросил еще эдак удивленно:

— Ты что, стесняешься себя?

— Да пусти ты уже!

Я рванулась, но без толку. Дедрик навис надо мной, не переставая разглядывать.

— Соня, — он взял мое лицо в свои ладони и сжал, так, что я, наверняка, стала казаться еще некрасивее. — Ты думаешь, я там, в зазеркалье, проклятый, о безупречном теле мечтал? О безукоризненной мордашке? Я женщину хотел, живую, страстную. И сейчас я тебя хочу, настоящую и красивую. Тебя, слышишь?