Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ)

В прошлом месяце я возвращался вечером в снимаемое мною на улице Трех бродяг жилье. Время было позднее, к тому же намечался сильный дождь — черные тяжелые тучи нависали низко над городом. Поэтому улицы опустели даже раньше, чем обычно. Но я шел по городу не один: позади меня, всего в паре десятков шагов, следовали мужчина и девушка. Ей было лет восемнадцать, блондинка, что говорило о преобладании крови коренных жителей Варголеза, одета просто, из украшений — керамические бусы на шее.

Красивая.

Они шли, держась за руки. Отец и дочь? Муж и жена? Просто хорошие знакомые? Он что-то тихо говорил ей, она весело смеялась.

Прямо над головой сверкнула молния, а потом загрохотало так, что заложило уши. Парочка позади меня, не желая угодить под дождь, ускорилась. Я же продолжал идти в выбранном темпе: улица Трех бродяг находилась совсем рядом.

Они обогнали меня у самого перекрестка, выскочили на пересечение улиц, и в этот момент нас разделил удар молнии. Вспышка была настолько яркой, а раскат грома так силен, что я на некоторое время совершенно ослеп и оглох. Нащупав рукой стену соседнего дома, я принялся трясти головой и тереть глаза ладонями.

Первым вернулся слух: звуки мира донеслись до меня сквозь пронзительный писк и вату в ушах. Со зрением оказалось сложнее: еще минут пять перед глазами прыгали яркие блики вспышки.

Закапал дождь, а мгновение спустя он обрушился на голову сплошным потоком. Я тут же промок до нитки и, чтобы не усугублять положение, нырнул под козырек над крыльцом дома, у которого остановился. Здесь я окончательно пришел в себя и, обернувшись в сторону перекрестка, увидел…

…изуродованный труп мужчины — верхняя часть тела полностью обуглилась…

А девушка?!

Она лежала на мостовой, повернув голову набок, в нескольких метрах от так нелепо погибшего спутника. Девушка, несмотря на отсутствие видимых повреждений, не подавала признаков жизни.

Я покинул свое укрытие и поспешил на перекресток. Первым делом я перевернул ее на спину, чтобы она не захлебнулась в мутной воде мгновенно образовавшегося и неуклонно растущего потока, устремившегося с окружавших этот район холмов. Прикоснулся к запястью, потом к шее…

Жива.

Я подхватил ее на руки и отнес под навес, где в очередной раз убедился, что на теле девушки нет ни ожогов, ни каких бы то ни было других ран. Но она по-прежнему находилась в бессознательном состоянии. Наверное, нужно было сделать искусственное дыхание, массаж сердца — что делают обычно в таких случаях? — но, пока я вспоминал, как это делается, она очнулась самостоятельно.

У нее был восхитительный мягкий голос. Первым делом она захотела узнать, что произошло, кто я такой и где ее отец? Я так и не смог произнести вслух страшные слова. Назвав свое настоящее имя, в остальном я безбожно врал и обнадеживал.

Она смотрела на меня, но, такое впечатление, будто не видела. И только теперь я понял, что девушка слепа.

Ослепла от вспышки молнии?!

Бедняжка…

Впрочем, я ошибался. Уж слишком спокойной она была для человека, только что узнавшего о том, что он ослеп.

Но все равно мне стало ее очень жалко.

Прежде чем она снова отключилась, я узнал, что ее зовут Галия, и она живет на Крутой улице. Укутав ее в плащ, я на руках донес девушку до дома.

Дверь открыла какая-то женщина лет сорока.

Мать?

Если так, то я не завидую Галии. Известие о смерти «мужа» она встретила безучастно, а тот факт, что девушке лишь чудом посчастливилось уцелеть, восприняла и вовсе с сожалением. Она позволила мне отнести Галию на кровать, а потом, даже не поблагодарив, выставила из дома под снова усилившийся дождь.

Ну, да, Бог ей судья…

На следующий день я пришел на Крутую улицу, чтобы узнать о самочувствии Галии. Но ее тетка — а не мать! — не пустила меня даже на порог, заверив, что с девушкой все хорошо, и в моем участии они не нуждаются. Проходя мимо дома, я увидел Галию, сидевшую в полной прострации у распахнутого окна. Должно быть, тетка сообщила ей о смерти отца. Я не сдержался, подошел, выразил свое сочувствие. Она узнала мой голос, поблагодарила — даже не знаю за что именно — и снова замолчала. Но и у меня не нашлось для нее слов. Я просто прикоснулся к тыльной стороне ее ладони, а потом ушел.

И вернулся на Крутую улицу днем позже…

Так и ходил к ней каждый день. Она, как обычно, сидела у окна. Чаще всего мы просто молчали, но она чувствовала мое присутствие и не возражала. Потом я впервые принес ей букетик полевых цветов. Она не взяла его в руки, но на следующий день я увидел их стоящими в горшке с водой. В другой раз, заметив, как она исхудала, я принес лукошко с крыжовником. Она скушала несколько ягод и… улыбнулась. Пусть несмело, натянуто. Но это было первое проявление позитива за прошедшее с момента смерти отца время.