Сердце Ангела

Оркестровый пятачок «Красного петуха» был залит светом; вокруг, за столиками, в полумраке зала сидели местные знаменитости, а компанию этим богачам-транжирам составляли роскошные леди, сияющие радужным великолепием вечерних открытых платьев с блестками.

Найдя свободный табурет у стойки бара, я заказал крошечную стопку «Реми Мартин». На эстраде играло трио Эдисона Суита, но с моего места видна была лишь сутулая спина клавишника. Роялю вторили бас и электрогитара.

Звучал блюз; гитара то вступала в мелодию, то затихала – как пересмешник. Рояль гремел раскатами. Левая рука Пупса Суита, действительно, была на высоте, – Кении Померой не ошибся. Ударников не было, да группа и не нуждалась в них. Пупс дополнял печальный прерывистый басовый ритм сложными каденциями, а потом вдруг запел, и сладкая горечь страдания пронзила полумрак зала.

Буду блюз поселился во мне.

О, это, злой блюз…

Меня преследует Петро Лоа,

Стон зомби я слышу каждую ночь…

Господи, что за ужасный блюз!

Зузу была мамбо, влюбилась в хунгана,

Нет ей дела теперь до Эрзули!

Там– там прозвучал -и рабыня она,

Пляшет Барон Самди на ее могиле.

Вуду блюз поселился в ней,

О, этот злой блюз!…

[Хунган и мамбо – жрец и жрица вуду; Эрзули – Святая Богородица вуду; Барон Самди (Барон Суббота) – Повелитель кладбищ; Петро Лоа – божество вуду, одаривающее верующих магической силой.]

Отыграв пару номеров, музыканты со смехом перекинулись несколькими фразами, вытирая потные лица большими белыми платками. Затем направились в бар. Я сказал бармену, что хочу поставить группе выпивку. Бармен принес музыкантам бутылку и кивнул в мою сторону.

Двое из джазменов взяли бокалы и, глянув на меня, затерялись в толпе. Пупс Суит оседлал табурет в конце стойки и оперся о стену, чтобы удобней было разглядывать толпу. Я взял свой бокал, подошел к нему и залез на соседний табурет.

– Я просто хотел поблагодарить вас. Вы настоящий артист, мистер Суит.

– Зови меня «Пупс», сынок. Я не кусаюсь.

– Хорошо, пусть будет «Пупс».

Лицо у него было широкое, темное и морщинистое, будто брикет выдержанного табака. Густые волосы цветом напоминала сигарный пепел. Синий саржевый костюм едва не трещал по швам на грузном теле пианиста, но его ноги в черно-белых туфлях были маленькими и изящными, как у женщины.

– Мне понравился финальный блюз.

– Я написал его давным-давно, в Хьюстоне, на обратной стороне салфетки, – рассмеялся он. Зубы его оказались ослепительно белыми, и улыбка, наводящая на мысль о луне в первой четверти, словно расколола темное лицо. На одном из передних зубов я заметил золотую коронку. В нижней ее части, сквозь вырез в форме перевернутой пятиконечной звезды поблескивала эмаль. Подобные вещи замечаешь сразу.

– Это ваш родной город?

– Хьюстон? Господи, конечно нет, я был там на гастролях.

– А откуда вы родом?

– Я-то? Я, паренек, из Нового Орлеана. Перед тобой мечта антрополога. Я играл в дешевых борделях Сторивилла, когда мне не было и четырнадцати. Знавал всю шайку: «Банк», Джелли и «Сатчелмаут»… Потом рванул вверх по реке, в Чикаго, – Пупс расхохотался и хлопнул себя по массивным коленям. В полумраке сверкнули перстни на его толстых пальцах.

– Вы шутите.

– Может и шучу, сынок. Может и шучу… Я улыбнулся и пригубил напиток.

– Как здорово, должно быть, помнить все о прошлых временах…

– Ты пишешь книгу, сынок? Уж я-то распознаю писателя быстро, нюхом чую, как лис курицу.

– Вы почти угадали, старый лис. Я работаю над очерком для «Взгляда».

– Неужто Пупс появится во «Взгляде»? На равных с Дорис Дэй! Ну и дела!

– Не буду вам пудрить мозги: очерк будет о Джонни Фаворите.

– Кто это?

– Певец. Выступал со свинг-бэндом Спайдера Симпсона в начале сороковых.

– Ага. Спайдера помню. Ух и барабанил он, мать его, – что твой отбойный молоток.

– А что вы думаете о Джонни Фаворите? Темное лицо Эдисона Суита стало невинным, как у студента на экзамене, не знающего ответа на вопрос по алгебре.

– Ничего не помню. Ну, разве что он, кажется, сменил имя и стал Франком Синатрой. А по уик-эндам – Виком Дамонэ.

– Может, у меня неверная информация, – вздохнул я, – до мне казалось, что вы с ним дружили.

– Сынок, когда-то он записал одну из моих песен, и я благодарен ему за тот давно потраченный гонорар, но это не делает нас друзьями.

– В «Лайф» я видел фото, на котором вы поете вместе.

– Ага, помню тот вечер. Это было в баре Дики Уэллса. Я встречал Джонни разок-другой, но он никогда не навещал меня на окраине, где я работал.

– А кого он там навещал?

Пупс Суит насмешливо закатил глаза.

– Это тайна, сынок.

– После стольких-то лет? – возразил я. – Так значит, он навещал какую-то леди?

– Да, и та леди была на все сто, это точно.

– Как ее звали, вы можете сказать?

– Это не секрет. Любой, кто входил в нашу компанию, знал, что Эванджелина Праудфут всерьез уцепилась за Джонни Фаворита.

– А центральная пресса ничего об этом не знала.

– Сынок, если в те дни кто-то нарушал приличия, то он не трезвонил об этом по всему миру.

– Что же это за птичка – Эванджелина Праудфут?