Сердце Ангела

Я извлек контактный микрофон и подсоединил наушник. Отличная штука. Достаточно было поднести микрофон к двери, и все тайное становилось явным. Если кто-то появлялся, я ронял микрофон в карман рубашки, а наушник сходил за слуховой аппарат.

Но на этот раз никто не появился. Эхо вибрирующего сопрано сливалось с фортепианным арпеджио в пустом коридоре, но это не помешало мне услышать слова Маргарет Круземарк:

– Мы не были близкими подругами, но я очень уважала твою мать.

Эпифани что-то пробормотала в ответ, и предсказательница продолжила:

– Я часто виделась с ней перед тем, как ты родилась. Она владела «силой».

– Вы долго были обручены с Джонни?

– Два с половиной года… Со сливками или с лимоном, милая?

Очевидно, пришла пора чаепития. Эпифани выбрала чай с лимоном и сказала:

– А все это время моя мать была его любовницей.

– Милое дитя, не думаешь ли ты, что я этого не знала? У нас с Джонни не было друг от друга секретов.

– Поэтому вы с ним и порвали?

– Наш разрыв – не более чем измышления прессы. Нам пришлось сделать вид, будто мы порвали отношения. На то существовали достаточно веские причины. Хотя, по сути, мы никогда не были столь близки друг другу, как в последние месяцы перед его уходом на войну. Конечно, весьма своеобразное положение, я не отрицаю. Полагаю, ты достаточно хорошо воспитана, чтобы не поддаться буржуазным предрассудкам. Правда, у твоей матери их было немало.

– Что может быть буржуазное, чем «менаж а труа» [Любовь втроем (франц.)]?

– Причем здесь «менаж а труа»! Не думаешь ли ты, что мы создали здесь некий ужасный уголок секса?

– Не имею ни малейшего понятия о том, что вы «создали». Мама никогда не говорила мне об этом.

– А к чему ей было говорить? Насколько я знаю, Джонатан мертв и похоронен. Он – единственное, что нас связывало.

– Но он жив.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю.

– Тебя никто не расспрашивал о Джонатане? Ответь, дитя, – от этого могут зависеть наши жизни.

– Почему?

– Не спрашивай. Так кто-то интересовался им, да?

– Да.

– Как он выглядел?

– Обыкновенный мужчина, ничего особенного.

– Здоровый такой? Не то чтобы толстый, но… тяжеловатый? Неряшливый… Мятый синий костюм и нечищенные башмаки. Усы черные, а волосы почти серые, короткие, да?

– И добрые голубые глаза, – добавила Эпифани. – Их сразу замечаешь.

– Он не назвался Энджелом? – В голосе Круземарк послышались нетерпеливые нотки.

– Да. Гарри Энджел.

– Чего он хотел?

– Он ищет Джонни Фаворита.

– Зачем?

– Он не сказал мне зачем. Он детектив.

– Полицейский?

– Нет, частный детектив. Что все это значит?

Слабо звякнул фарфор, и Маргарет Круземарк сказала:

– Я не уверена, что знаю. Он побывал здесь. Не сказал, что он – детектив, притворился клиентом. Я знаю, это покажется грубостью, но я прошу тебя уйти. Меня ждет одно дело. Боюсь, это срочно.

– Вы думаете, мы в опасности? – Голос Эпифани дрогнул

на последнем слове.

– Не знаю, что и думать. Если Джонатан вернулся, может случиться все что угодно.

– Вчера в Гарлеме убили одного человека, – выпалила Эпифани. – Моего друга. Он знал маму, и Джонни тоже. Мистер Энджел расспрашивал этого человека.

Послышался скрип стула по паркету.

– Мне нужно идти, – сказала Маргарет Круземарк. – Вставай, живее, я возьму твое пальто, и мы спустимся вместе.

Звук приближающихся шагов. Я сорвал с двери контактный микрофон и, выдернув из аппарата наушник, сунул все добро в карман. Держа «дипломат» под мышкой, я промчался по длинному коридору будто гончая, нагоняющая зайца. Я ухватился за перила, чтоб не упасть, и понесся сломя голову вниз по пожарной лестнице.

Ждать лифта на девятом этаже было слишком рискованно: велика вероятность встретиться с ними в одной кабине, поэтому пришлось поработать ногами. Задыхаясь, я выскочил в пустой вестибюль и уставился на лифтовые стрелки: левая ползла вверх, правая – вниз. В любую секунду дамы могли быть здесь.

Я выбежал на тротуар, спотыкаясь пересек Седьмую авеню – мне уже было не до машин – и только очутившись на противоположной стороне, позволил себе небольшую передышку: стал прохаживаться у входа в здание Осборн-Апартментс, сипя, будто жертва эмфиземы [Заболевание легких.]. Проходившая мимо гувернантка с детской коляской сочувственно поцокала языком.

Глава двадцать шестая

Выйдя из здания, Эпифани и Круземарк направились к Пятьдесят седьмой улице. Я двигался прогулочным шагом по противоположной стороне авеню, держась вровень с ними. На углу Маргарет Круземарк простилась с Эпифани, нежно поцеловав ее в щеку, как тетушки, прощающаяся с любимой племянницей.

Когда зажегся зеленый свет, Эпифани двинулась в мою сторону, через Седьмую авеню. Маргарет Круземарк, лихорадочно размахивая рукой, пыталась поймать такси. Я подозвал к тротуару новенький «кэб» с включенным индикатором на крыше и влез внутрь прежде, чем меня заметила Эпифани.

– Куда едем, мистер? – осведомился круглолицый таксист.

– Хочешь получить пару долларов сверх счетчика?

– А что надо делать?

– Проследить за машиной. Остановись-ка на минуту у «Русской чайной».