Сердце Ангела. Преисподняя Ангела

– А с чего мне откровенничать? – Я выключил газ и разлил кофе по кружкам. – Я, кажется, в полиции пока не служу.

– Так. А теперь послушай: я звонил этому болтуну адвокату. Тут ты, похоже, нас обошел: ты можешь молчать, а я тебе ничего не могу сделать. Только смотри: узнаю, что ты хоть припарковался не в том месте – костей не соберешь. Тебе в городе не только что лицензию, тебе арахисом торговать не дадут.

Я прихлебнул кофе, с наслаждением вдохнув ароматный парок.

– Я уважаю закон, лейтенант.

– Рассказывай! Для таких, как ты, закон – фиговый листок. Ну ничего, скоро где-нибудь проколешься, я тебе тогда не спущу.

– У вас кофе остынет.

– Да иди ты со своим кофе! – рявкнул Стерн. Оскалив кривые желтые клыки, он сшиб со стола обе кружки, да так, что они отлетели к противоположной стене и осколками брызнули по всей кухне. Стерн задумчиво оглядел кофейное пятно, как эстет, разглядывающий авангардистскую картину.

– Нехорошо получилось, – заметил он. – Ну ничего. Я уйду – твоя обезьяна подотрет.

– И когда же вы изволите удалиться?

– Когда сам решу.

– Ну и ладушки. – Я взял кружку, ушел в гостиную и сел на диван. Стерн смотрел на меня как на зловонную лужу, в которую он по нечаянности наступил. Деймос изучал потолок.

А я попивал себе кофе и не обращал на них никакого внимания. Деймос попробовал было что-то насвистать, но стыдливо умолк после четырех фальшивых нот. Я уже начал подумывать, что скажу друзьям, если они вдруг нагрянут в гости.

Можно так: «А что? Я всегда держу в доме пару полицейских. Они забавней, чем попугайчики, да и грабителей можно не бояться».

– Ладно, пошли на свежий воздух, – прорычал Стерн.

Деймос прошествовал мимо меня с таким видом, будто сам это придумал.

– Вы только подышите, и сразу обратно! – сказал я.

Стерн надвинул шляпу на лоб.

– Погоди, допрыгаешься еще.

Выходя, он так саданул дверью, что в холле обрушилась со стены литография Курьера и Ива[47].

Глава 35

Стекло в рамке треснуло застывшей молнией, зигзаг прошел как раз между побелевших от напряжения кулаков Великого Джона Л. Салливана и Джейка Килрейна[48]. Я повесил литографию обратно на стену. В дверь негромко постучали.

– Заходи, Этель, там не заперто.

Епифания, все еще в своей рваной косынке, заглянула в щелку.

– Они совсем ушли?

– Совсем-не совсем, но сегодня уже больше не явятся.

Епифания занесла в холл ведро и швабру и закрыла дверь. Потом прислонилась к косяку и рассмеялась, но в голосе ее слышались истерические нотки, и, обняв ее, я почувствовал, что она вся дрожит под тоненьким халатом.

– Ты у меня молодец, – сказал я.

– Подожди, ты еще не видел, как я туалет отдраила!

– Ты где была?

– Сидела на черной лестнице, пока они не ушли.

– Есть хочешь? У меня там кофе готов, в холодильнике есть яйца.

Мы приготовили завтрак – трапезу, которую я обычно пропускаю, – и пошли с тарелками в гостиную.

– Они тут ничего моего не нашли? – спросила Епифания, макая тост в яичный желток.

– Да они и не искали особенно. Один только в дипломат мой залез. Нашел там, кстати, одну штуку из квартиры Крузмарк, только не понял, что это такое. Да я и сам-то не знаю.

– Можно мне посмотреть?

– Смотри. – Я встал и принес ей карточку.

MISSA NIGER

Invito te venire ad clandestinum ritum…

– Это, – она держала карточку, словно выпавшего ей туза пик, – это приглашение на черную мессу.

– Куда?