Сердце Башни

Спустившись в подземелье, Гаруз повернул направо и двинулся вдоль длинного ряда камер, закрытых добротными дверями. Барон несколько приотстал и принялся старательно вслушиваться, похоже, пытаясь распознать, за какой из дверей находятся так лакомые для него девочки. А затем, так и не поняв этого, поскольку из-за дверей не доносилось ни звука, остановился и шагнул к ближайшей двери, протянув руку к маленькому зарешеченному окошку, через которое надзиратель обычно приглядывал за заключенными, в настоящий момент закрытому небольшой сдвижной створкой. В принципе, в том, что он заглянет в камеру, ничего особенного не было – ну может ж в тюремном блоке быть одна-две пустых камеры, не так ли? Но Гаруз решил не множить лишние вопросы и остановил барона Даклеви легким покашливанием и сиплым напоминанием:

– Вас ждут.

– Э-э, барону уже доложили о моем приезде? – несколько озадаченно спросил Даклеви, остановив руку всего в паре пальцев от задвижки окошка.

– Да, как только заметили, – кивнул Гаруз, чувствуя, что это нарочитое сипение, которое он тут изображал, чтобы скрыть собственный голос, уже начинает драть горло. И не то чтобы в настоящий момент это было непременно необходимо, просто он привык делать это всякий раз, когда сталкивался с посторонними. Чем меньше они будут знать о тебе правды – тем лучше.

– А, ну да, конечно, – согласно кивнул барон и, забыв о камере, торопливо двинулся вперед, безошибочно направляясь прямо к камере пыток, и тем самым давая понять, что он здесь отнюдь не впервые. Впрочем, к настоящему моменту никаких сомнений в этом у Гаруза уже не осталось.

Барон подошел к пыточной и резко врезал по незакрытой двери кулаком, отчего она со скрипом распахнулась. Даклеви вздрогнул и оторопело уставился на распахнувшуюся дверь, после чего на его лице внезапно нарисовалась тревога. Развернувшись к Гарузу, он подозрительно произнес:

– Кто ты такой? И где Даыб? – спросил он, одновременно хватаясь руками за ножны и рукоять ангилота. Но было уже поздно: Гаруз уже стоял вплотную к барону, а лезвия его кинжалов упирались в горло и печень насийца.

– Рот закрыл и быстро вошел внутрь, – просипел он, встав сбоку, так чтобы его лицо по-прежнему невозможно было разглядеть.

– Э-вэ… – испуганно проблеял барон, опасаясь издать звук чуть громче, поскольку лезвие одного из кинжалов, приставленное к горлу, явно ограничило его возможности напрячь голосовые связки. Но Гаруз не стал рассусоливать, а просто втолкнул Даклеви внутрь пыточной.

– Добрый день, барон.

Услышав этот голос, Даклеви дернулся и взвизгнул. Впрочем, второе действие он произвел потому, что в тот момент, когда дернулся, кинжал порезал ему кожу на шее. Голос же, между тем, продолжил:

– Рад вас видеть. Похоже вы здесь не впервые.

– Й‑а-а‑а… нет, что вы! Я здесь… я случайно.

– Вот как? А откуда тогда вы так хорошо знаете здешних обитателей? По именам.

Барон испуганно сглотнул, но потом все-таки сделал еще одну попытку отвести от себя подозрения.

– Ну‑у‑у… просто… это… эти… они преступники. Да, они – преступники. Подручные Черного ба… покойного барона Гуглеба. А… м‑м‑м… всем было известно, что этот старый замок… Короче, я решил…

– Да, покойный, конечно, был очень неосмотрительным, – холодно усмехнулся Грон, сидевший на табурете, рядом с давно пропитавшимся кровью пыточным щитом. – В первую очередь потому, что доверился таким, как вы.

– Да как вы… – с ярко демонстрируемым возмущением начал барон Даклеви, но тут же заткнулся, почувствовав впившееся ему в шею лезвие кинжала. Грон вздохнул.

– Что ж, барон не хочет быть с нами честным и откровенным. Тогда воспользуемся любезностью барона Гуглеба, оборудовавшего здесь столь удобное место для допросов… – и он кивнул Гарузу.

Спустя пять минут барон Даклеви был привязан к пыточному щиту, и Гаруз принялся сноровисто срезать с него одежду и обувь. В принципе, барона можно было и банально раздеть до того, как подвесить на щит, но исполняемый ритуал действовал на будущую жертву заметно более устрашающе.

Впрочем, как-то особенно сильно воздействовать на барона не пришлось. Этот сморчок оказался отличным подтверждением того факта, что те, кто очень любит мучить других, сами страшно боятся боли. Так что Гарузу оказалось достаточно только один раз приложить к гениталиям барона Даклеви раскаленный прут, чтобы он тут же завизжал, что готов все рассказать. Ну, прям все-все-все…