Сердце бьется вновь, если ты со мной

Она на мгновение отвернулась и грустно вздохнула. И вот не увидела я соответствующих эмоций на лице Леонида. Почему-то он был спокоен и невозмутим. То есть, никакого сочувствия точно не испытывал. Впрочем, какая нам от этого разница?

И все бы ничего, но Ване и Саше с какого-то перепуга понадобилось к нам присоединиться. Вот уж не думала, что эти Пономаревы такие собственники! Особенно, Иван… Вот какое ему дело, что это за новый парень стоит в опасной (по мнению Ваньки) от меня близости? Тем более, что мы друг друга особенно и не интересуем. Неужели не видно этого со стороны?

Внутри разливались благодарность, тепло, нежность. И все эти чувства смешивались с тревогой за то, как воспримет обоих парней моя мама. Сразу после похорон, прокатившись на машине мало знакомого молодого человека, который ей в сыновья годится и ощутив его пристальный интерес к нашей маленькой семье.

— И это тоже мои друзья, — непринужденно сказала, включая Лиду Кислицыну, которую многие знали в институте как языкастую занозу. — Иван и Александр — братья. Саша учится со мной и Мирой и является ее молодым человеком.

Я надеялась, у меня получилось сыграть свою роль. И если Леонид мне безоговорочно поверил (а потому практически сразу отправился домой под предлогом внезапно нарисовавшихся срочных дел), то мать принялась сверлить меня недобрым взглядом.

— Иван, значит, — ехидно уточнила она, буквально препарируя взглядом старшего Пономарева. — Вот ты какой, Ванечка…

Причем, это произошло настолько быстро, что я не успела представить свою родительницу ребятам. Ну, и они, соответственно, не имели возможности раскрыть рот.

— Мам, а что не так? — спросила я.

— Вам не нравится, что мы пришли поддержать вашу дочь в трудную минуту? — решив не отмалчиваться, осведомился Ванька.

— Без приглашения, — кашлянул Саша.

И кто их тянул за язык? Вот начнется сейчас словесная перепалка на глазах у всего двора, засмеют же потом. Все те же церберши постпенсионного возраста. Кстати, не факт еще, что они не видели, как мы с ма выбирались из машины Леонида. Хотя, этот парень себе на уме. И ему действительно не выгодно так подставляться перед своей матерью. Если, конечно, он не преследует своих целей.

— А давайте, пройдем к нам, и все обсудим, — миролюбиво предложила я.

И черт с ним, что Пономаревы увидят наш с мамкой бардак. Мне терять уже нечего. Если не захотят после этого со мной общаться, скатертью дорожка. Лишь бы не начали болтать об этом на учебе и на работе.

— А давай, — неожиданно поддержала мою инициативу мать. — Вот вы мне все и расскажете. О фитнесе, о дружбе, о работе…

И ни слова об учебе. Ясно. Понятно. Поминки отца откладываются. Хотя, какие поминки, когда я и не собиралась пить. И маме особо не хотела давать это делать. Все-таки перед глазами еще стояло мертвенно-бледное, заретушированное лицо папы, полностью лишенное души. Он больше никогда не откроет глаза… Когда я была маленькая, он был совсем другим: отзывчивым, добрым, активным, любящим. А к концу жизни папа стал совсем чужим. Будто бы я лишилась отца уже давно. Да и плакала я из-за этого иногда по ночам в подушку еще с давнего времени.

Поймала на себе вопросительный взгляд Мирославы и развела руками. Что я могла сказать? Кажется, мама тоже осознала, что в последние годы любила того мужчину, за которого вышла замуж, а не того, которого сегодня хоронила. Когда человек начинает пить, он меняется. В худшую сторону. Становится не сдержанным, агрессивным, жестоким, безвольным, перестает оглядываться на родных и близких, верить в себя. Он медленно, но верно умирает. Сначала, как личность, потом, как человек. И напоследок погибает телесная оболочка его существа. Все это я имела сомнительную честь лицезреть. Поэтому боюсь и избегаю огненного змея.

Мира и Саша шли за нами. Я же бессовестно наслаждалась близостью Ивана, который несмотря ни на что приехал ко мне и далее не испугался держать ответ перед матерью, которой не пойми что взбрело в голову. Я не вырывала руки из его широкой ладони, не обращала внимания на частые взгляды родительницы, которая явно не оценила нашей с Кабачком дружбы. Иные отношения с ним рассматривать пока не приходилось.

Прохлада старенького подъезда и тишина, которую не посмел нарушить никто из присутствующих. И только спустившийся к нам лифт с шумом распахнул свои двери, приглашая войти внутрь. Чувствовала себя при этом маленьким, нашкодившим котенком. Но я сама вовсе не шкодила, а ругать меня почему-то было за что.

Угнетение не коснулось меня благодаря Ване. Парень встал позади. Но я спиной чувствовала учащенное биение его сердца. Мою руку отпустили, но от этого момент не был менее волнительным для нас обоих. Уже предчувствую, что вскоре между нами случится очень серьезный разговор.