Она не сопротивляется, вообще никак не реагирует на объятия, как будто я прижимаю к себе тряпичную куклу. Ей очень больно, и я чувствую ее боль, как свою. Я ничего не забыл, в голове вихрем проносится все, что казалось мне странным: дешевое жилье и дорогое платье, работа на износ, ночные кошмары, реакция на легенду о моей дружбе с ее родителями… Кстати, это из-за меня Алесси не могла сказать Асе правду. А мне сказала, но я не понял. «К родителям…» Сегодня годовщина смерти ее родителей, и она поехала их навестить. На кладбище. Одна. Потому что «Юля уж неделю, как уехала».
Меня захлестывает очередная волна вины. Я догадываюсь и о том, почему Алесси выглядит уставшей. А ведь она пыталась попросить… Я и этого не понял! И тот звонок… Наверное, ей было очень страшно, если она решилась набрать мой номер…
— Простите, может, сядем в машину?
Я мрачно смотрю на парня. Он уже избавился от цветов: положил их в багажник машины, возле которой мы стоим.
— А ты кто? — спрашиваю я.
— Виктор, — отвечает он. — И я не тот, о ком вы подумали.
Какая прелесть! Он еще и телепат, если знает, о чем я думаю?
— Он сын… Ларисы Степановны… — всхлипывает Алесси, отстранившись. — Она помогала маме по хозяйству.
— Да садитесь уже! — говорит Виктор. — По дороге поговорим. Я так понимаю вы ее…
Он замолкает, подбирая слово. Мы с Алесси тоже молчим. Кто я ей? Хозяин? Навряд ли стоит сообщать об этом знакомым ее родителей. Да и хозяин я только на время игры. Любовник? Друг? Знакомый? Алесси навряд ли объяснит.
— Я ее мужчина, — подтверждаю я и представляюсь: — Джеймс.
— Я цветы не купила… — невпопад вспоминает Алесси.
— Позже купим. Ты едва на ногах держишься, — бурчу я. — Виктор, а куда…
— Сначала к моим родителям. Они ждут.
— Бэмби, ты…
Я хочу спросить, не возражает ли она, если я поеду с ними, но Алесси отвечает, не дослушав вопрос. Она цепляется за меня так крепко, что нет никаких сомнений: она хочет, чтобы я остался.
= 31 =
Я не ожидала увидеть Джеймса, но еще сильнее удивила собственная реакция на простой вопрос. Почему я заплакала? Спасибо Вите, хоть он не растерялся. Впрочем, догадываюсь, откуда слезы. Примчался бы Джеймс в Москву, если бы хотел только уличить меня во лжи? Очевидно же, что нет. А он приехал, как-то нашел меня и… приревновал.
Все еще страшно думать об этом всерьез, но, кажется, я ему небезразлична. «Ее мужчина» и вовсе прозвучало, как контрольный выстрел. Джеймс сразил меня наповал! И главное, он рядом.
В машине Джеймс держит меня за руку и приобнимает за плечи, но разговаривает с Витей. И слава богу! Я все еще не в состоянии поддерживать беседу. Закрываю глаза, прижимаюсь щекой к теплому и надежному Джеймсу и тихо всхлипываю. Он сильнее стискивает мою руку, словно обращается ко мне: «Я здесь, Бэмби». «Спасибо, — мысленно отвечаю я. — Спасибо, Джей. Я так рада, что ты здесь!»
Я не прислушиваюсь к разговору, но до меня медленно начинает доходить, что появление Джеймса выглядит, мягко говоря, нелепо. С одной стороны, он назвался моим мужчиной, с другой — он не знает, зачем его девушка приехала в столицу. Витя вроде бы ни о чем не спрашивает, однако я чувствую напряжение в его голосе. Наверное, я должна объяснить, что Джеймс ни в чем не виноват.
— Вить, я не сказала Джеймсу куда еду…
— Да я понял, — отзывается он.
— А на работе сказала, что к парню…
— Алесь, забей, — говорит он. — Ты не должна оправдываться.
— Неудобно, что так… — бормочу я.
Джеймс молчит, но я ощущаю, как каменеют его мышцы.
— Неудобно щи лаптем хлебать, — вздыхает Витя. — Так батя говорит.
А ведь я помню, как Петр Кузьмич произносил эту фразу. Помню, как он работал в саду… А-а-а! Только не это! Слезы опять текут в три ручья.
Джеймс вдруг наклоняется и целует меня в губы, нежно и ласково. Я чувствую такое искреннее желание утешить, что мне стыдно плакать. А он достает из кармана платок и вытирает слезы с моих щек.
— Так вы знакомы с детства? — спрашивает Джеймс.
— Да, но…
Я опять теряюсь: едва помню Витю, но и утверждать, что мы не знакомы, не могу.
— Да какое там знакомство! — Витя снова приходит на помощь. — Мои родители работали у ее родителей. Мама за домом следила, батя — за садом. Мы жили рядом, я редко в хозяйском доме появлялся. Алесю видел, конечно. А она — меня. Здоровались чинно. — Он смеется. — Помнишь, Алесь?
— Да, — невольно улыбаюсь я.
— Она такая примерная была — жуть. На шалость не разведешь, хоть тресни, — продолжал делиться воспоминаниями Витя. — Да и батя предупреждал, что если я хозяйскую дочку обижу, он с меня три шкуры спустит.
— Не обижал? — интересуется Джеймс, обращаясь ко мне.
В его взгляде пляшут смешинки, и мне сразу становится легче.
— Нет, не обижал.
— Не ко мне она обратилась за помощью, — вздыхает Витя. — К маме моей.
— Да, — подтверждаю я. — Юлька уехала на практику. А больше не к кому… Когда у папы начались проблемы с бизнесом, их с мамой друзья как-то… исчезли. А после похорон и вовсе… никого не осталось. А с Ларисой Степановной мы немного общались… по телефону.