Сердце бога

Вспоминая молодых летунов в цехе у готового «Востока», Владик потом не раз думал, сколь велика роль случайности в человеческой судьбе. Один двадцатипятилетний парень из элитного отряда неудачно падает в воду (Варламов). Другой выпивает лишку и хамит военному патрулю (Нелюбов). У третьего вдруг после перегрузок появляются на коже микроскопические кровоизлияния (Карташов). И – все. Их счастливая жизнь, столь удачно начинавшаяся, в момент кончается. Вместо всемирной славы и любви, которая досталась всем остальным, является безвестность, заточение в замкнутом военном гарнизоне, выпивка и ранняя смерть. Да что далеко ходить за примерами – Варламовым, Нелюбовым, Карташовым! А если бы он, Иноземцев, в тот день не повстречал в курилке Вилена? И не пошел бы с ним распивать пиво? И не затеял бы тот разговор? Может, и у него судьба была бы счастливей и величественней?

Или все-таки нет? И случайности, происходящие в твоей жизни, все равно предопределены твоим характером? И это именно она, личность твоя, и только она, предопределяет будущность? Ведь будь человек осторожней, осмотрительней, выдержанней – не стал бы он прыгать в Медвежье озеро в незнакомом месте, как Варламов. Или ругаться с патрулем в пивной, как Нелюбов. Или трепаться с другом о слишком личных и опасных вещах, как Иноземцев… Однако время размышлять над этим придет для Владика позже – с возрастом. А пока он, молодой и ровесник столь же юных космонавтов, смотрит, как пожилой, коренастый Королев рассказывает им, вдохновенно и просто, о корабле и будущем полете. А потом делает совершенно явный приглашающий жест: не хотите, мол, попробовать?

И первым, не медля ни доли секунды, не размышляя, делает шаг вперед Гагарин: «Разрешите мне!»

Этот шаг дает дополнительную пищу для размышлений о роли случая в человеческой жизни. Нечаянно ли старлей Юра первым тогда сделал шаг вперед? Или безошибочно подтолкнула его смелая, лидерская натура? Не потому ли Юрия выбрали первым, чтобы посадить в боевой корабль, что он шагнул тогда первым?

«Пожалуйста», – приглашающе простирает руку Королев. И тогда Гагарин снимает халат, передает китель кому-то из спутников. Затем надевает на воинскую рубашку белый шлафрок и наконец расшнуровывает и снимает коричневые ботинки и остается в одних форменных, защитного цвета, носочках. А потом – в них, в носочках, без обувки, – легко взлетает по лестничным ступенькам к кораблю и с помощью Ивановского загружается в люк.

То, что первый хозяин космического корабля разулся перед тем, как сесть в него, чрезвычайно нравится (Владик даже издалека видит это) Главному конструктору. И он тогда думает: Сергей Павлович все на свете запоминает, даже мельчайшие детали – когда они относятся к делу. И он наверняка удержит в памяти этого бойкого парня-космонавта и его красивый и очень органичный жест с расшнуровкой ботинок.

* * *

Встретившись с Виленом после смены, он, разумеется, сперва поговорил о работе – естественно, в рамках дозволенного. Считалось, что в близлежащей к предприятию пивной – как и во всех помещениях ОКБ – даже стены имеют уши. Поэтому Кудимов очень удивился, когда узнал из экивоков Иноземцева, что, оказывается, Владик работал над изделием, которое представляли сегодня хозяевам, а теперь трудится над «новым объектом, продолжающим традиции первого». Так, соблюдая режим секретности, Иноземцев определил свою работу над новым кораблем под индексом 7К, которому дали имя «Север» – рассчитанный на трех космонавтов, он в перспективе предназначался для облета Луны.

Потом Вилен перебросился на дела семейные. Стал плакаться: Лера, дескать, его не уважает, шпыняет почем зря. Теща смотрит надменно, и только тесть, генерал в отставке Старостин, уважителен к зятьку.

– Ах, зачем я, – начал он ныть после третьей кружки, – на ней женился? Почему с Жанной не остался? Пусть не было бы в моей судьбине Москвы. Пусть распределили куда-нибудь в Тмутаракань. Везде люди живут. Зато Жанка была бы со мной. Боже мой, как я по ней скучаю! Может, если б я ее тогда не отпустил, она бы и жива была сегодня, а?

Владик, тоже изрядно подпивший, сказал, что в мае о том же – безвременно погибшей Жанне Спесивцевой – плакался ему на технической позиции Радий.

– И он тоскует, черт этакий! – нехорошо осклабился Кудимов.

– Тебя во всем винит, – подлил масла в огонь Иноземцев. – Убить грозился.

– Руки коротки! – отрезал Вилен, а потом круто перевел разговор: – А у тебя с Галкой как? Хорошо, я надеюсь?

Впоследствии, много позже, анализируя их тогдашний диалог, Владик спрашивал себя, были ли тогда сожаления приятеля о его собственной семейной жизни искренними? Или тот плакался специально, чтобы удобнее вывести друга на откровенность? Но ответа на вопрос так и не нашел – его и не могло быть. Не переспрашивать ведь Вилена, да он все равно не скажет.