Сердце Бонивура

Да, Нина изменилась. Видно, новые люди, события, жизнь беспокойная, тревожная заслонили от нее и Виталия и город, потушив в ее сердце робкий росток чувства, взошедший нежданно и так же нежданно увядший.

— Ты будто не в духе? — спросила Нина, бросив на него взгляд. — Жалко, что петуха упустил? — Короткий смешок ее, ослепительная улыбка не таили в себе ничего большего, чем обычная шутка и смех.

Она даже не заметила состояния Виталия.

2

Нина пришла не с пустыми руками. Когда Топорков, встретивший ее как родную дочь, усадил в шалаше и принялся угощать, Нина ела, успевая и рассказывать.

Топорков останавливал ее:

— Да ты поешь толком, птаха! Язык, поди, не закостенеет! Потом расскажешь.

Нина с набитым ртом отвечала:

— Афанасий Иванович! Вы мне не мешайте! Как это я буду молчать, когда у меня ворох новостей? Просто невозможно.

Из рассказа Нины было ясно, что белые концентрировали свои силы на нескольких важнейших участках в районах, прилегающих к прифронтовым. Переформирование их частей заканчивалось. Нине не раз приходилось встречаться и разговаривать с солдатами, у которых на рукаве был нашит зеленый треугольник. Это были мобилизованные. Солдатам Земской рати была обещана земля навечно. И кое-кто попался на эту дитерихсовскую удочку, особенно среди зажиточных крестьян. Листовки с призывом «Бороться за землю, за право!» имели в деревнях хождение. Не довольствуясь, однако, этим, штабисты Дитерихса предпринимали и другие меры. За обычными воинскими формированиями из мобилизованных были расположены охранные офицерские отряды, вооруженные пулеметами. Расстреливать тех, кто попятится, — вот была задача этих отрядов из отборных «добровольцев», которым нечего было терять. В некоторых пунктах были организованы ударные части. Они должны были прорвать фронт любой ценой, рассечь части НРА, пробиться в районы амурского казачества и попытаться поднять там восстание.

Виталий внимательно смотрел на Нину. Он видел, как возмужала она, попав в обстановку, где успех дела решала она сама, где ее инициатива и сметка обеспечивали многое. Нина была теперь уже не той увлекающейся гимназисткой, которая когда-то с обожанием глядела на Виталия. Она многое умела и могла сделать.

Однако Виталий обратил внимание на то, что Нина делает слишком широкие обобщения и рассказывает о тех местах, в которых физически она не могла быть за время своего рейда в прифронтовую полосу. Это заставило его насторожиться. Как видно, Нина о многом передавала понаслышке, но, увлекаясь, представляла себе это так, как если бы все видела своими глазами. «Доверчива! — подумал Виталий. — Такого разведчика легко вокруг пальца обвести!».

Топорков же слушал Нину с восхищением. Он считал ее своей воспитанницей.

— Экого мне бог помощничка послал, Виталя, а! Сквозь огонь и воду пройдет!.. Ай да Нинка!

Пожилой человек, многое видевший на своем веку, он отлично понимал, что далеко не всему в рассказе Нины можно придавать серьезное значение. Но его радовали задор и живость Нины.

Нина как бы не обратила внимания на слова командира, но по раскрасневшемуся лицу ее было видно, что похвала Топоркова ей была приятна. Однако ей хотелось услышать одобрение и Бонивура. Она обратилась к Виталию:

— А ты что скажешь? Есть что сообщить дяде Коле?

— Что я скажу? — наморщил он лоб. — Если все, о чем ты говоришь, результат твоих личных наблюдений, то ты молодец, многое сумела увидеть, а если…

Нина замялась, но потом сказала:

— Многое я слышала от других, а то и от третьих лиц. Но ты же сам, Виталий, учил не пренебрегать ничем, запоминать все, сопоставлять и делать выводы…

Топорков взял Нину под свою защиту.

— Да будет тебе придираться-то! — сказал он Виталию. — Новички, которые в отряд идут, то же самое говорят… У Нины только складнее получается. Да, я думаю, она все-таки побольше видела, чем те, кто в своей норе ховался.

— Я не придираюсь. Только надо предупреждать, что разведчик сам видел и о чем люди сказали. Слухам-то, сам знаешь, вера короткая.

Нина простодушно сказала:

— Знаешь, Виталий, я так ясно все это представляю, что кажется, сама видела. Ей-богу!

— Э-э! Да ты совсем еще девчонка, оказывается! — протянул Топорков, рассмеявшись. Вслед за ним рассмеялись и Виталий с Ниной.

Топорков посидел, посидел, подумал.

— Видно, считанные дни остались! — сказала Нина. — Во всех отрядах, которые стоят вдоль железных дорог, только и разговоры о том, что скоро из Владивостока придут бронепоезда.

— Да. Судя по всему, недолго ждать, — сказал Виталий. — А какое настроение, Нина, у белых? Надеются они на успех?

— Вот уж чего нет, так нет! — усмехнулась Нина. — Видала я сама однажды такую сцену в буфете на вокзале. Встретились несколько офицеров из разных полков, видно, старые знакомые… Разговорились, подвыпили, зашумели — и все разговоры о будущем походе? За всех выпили, а потом за поход выпили… И вдруг один другому кукиши показали. «На Москву!» — и кукиш. Стали прощаться: «Дай бог на Миллионке встретиться, в кабачке». Судите сами об их настроениях!

Топорков расхохотался.