Читаем Сердце Бонивура полностью

Что же все-таки было известно белым об этой истории? Если напечатали, значит, делу дан ход. Виталий принялся одеваться. Нахлобучил кепку, накинул на плечи пиджак. Устинья Петровна встала на пути.

— Куда ты, Витенька? Может, не выходить бы тебе, а?

В ее голосе слышалось беспокойство. Как видно, Устинья Петровна кое-что понимала в жизни. Виталий спокойно сказал:

— Надоело сидеть, пройдусь!

Бежали, перезваниваясь, трамваи. Стайки воробьев то прыгали по мостовой, то взметывались на провода. Разношерстная публика сплошным потоком текла по улице. Беспрестанно козыряя, шли многочисленные военные. Блестели погоны на плечах, слышался звон шпор, женский смех, обрывки разговоров. Виталию не хотелось далеко отходить от дома. Но, будто назло, вблизи не было ни одного газетчика. Их крики слышались возле сада Невельского. Виталий пошел туда. В сквере подле высокого обелиска, увенчанного глобусом, на котором распластался орел, гордо и хищно глядя на море, было людно. Дамы и няньки с детскими колясками прохаживались вдоль насыпных дорожек. Пожилые мужчины сидели на скамейках. Виталий услышал:

— А вот газета! Что ни пишет — все читают! «Ниппо-Владиво»! «Владиво-Ниппо!» Дерзкое ограбление миллионера Радомышельского… Все новости дня! Большевистская дерзость! Неслыханное преступление! Неслыханное!

— Поди сюда! — окликнул Виталий газетчика.

Вихрастый веснушчатый мальчуган в американских краснокрестовских башмаках и вельветовой японской куртке подскочил к нему.

Виталий поспешно просмотрел газету. На последней странице он увидел заголовок: «В России никогда не будет порядка!» И дальше: «Дерзкое, неслыханное нападение большевиков на конвой».

Японский журналист описывал, как на конвой, сопровождавший двух большевиков, арестованных на Русском Острове, напали сообщники и силой их освободили.

Статья была явно инспирирована контрразведкой… Виталий медленно сложил газету.

В этот момент кто-то сзади закрыл ему глаза.

Виталий инстинктивно нырнул вниз и в сторону. Однако знакомый смех заставил его выпрямиться и обернуться.

Перед ним, залитая солнечным светом, стояла Нина. Она была без платка. Пышные волосы, которые она тщательно пыталась обуздать шпильками, свели на нет все ее ухищрения и, развеваясь от легкого морского ветра, окружали ореолом ее лицо, сияющее радостью встречи.

— Ты с ума сошла, Нина! — сказал возмущенно Виталий. И тихо: — Днем по городу? В сквере гуляешь? Да ты что, маленькая?

Нина (взбалмошная девчонка прежних лет на минуту проснулась в ней) показала Виталию язык.

— Да… маленькая! А ты — старик. Или не рад?

Она так радовалась неожиданной встрече, что все, о чем Виталий хотел сказать ей, — что недопустимо рисковать собой, показываясь на улицах, пока еще не улеглось волнение, вызванное их дерзостью, что шпики наводняют город, — все вылетело у него из головы. И он не мог не признаться, что и он тоже рад.

— Я ехала на вокзал, вижу — ты торчишь посреди сквера, как столб! Тоже конспиратор! — ввернула Нина колкость, не желая, по своей привычке, у кого-нибудь, даже у Виталия, оставаться в долгу. — До поезда еще час… думаю, успею, — и с трамвая сюда…

— Как же ты меня узнала?

— А ты бы не узнал меня, Витенька? — прищурилась Нина.

Виталий должен был сознаться, что и он узнал бы Нину.

— Проводишь меня на вокзал, Витенька? — спросила девушка.

«Безумие!» — мысленно возмутился Виталий, но утвердительно кивнул головой, и они пошли по Светланской. Виталий взял Нину под руку и ощутил, нечаянно прижавшись к ней, как стучит сердце девушки. «Кажется, я обнял бы ее сейчас!» — подумал он, впервые в жизни ощутив такое желание.

Нине передалось настроение юноши, и она тоже притихла. Так шли они по городу. В этот момент для них перестали существовать все опасности.

Время от времени они взглядывали друг на друга, и беспричинная улыбка всплывала на их лицах.

4

Путь до вокзала показался им коротким.

Когда здание вокзала, похожее на боярский терем, с огромным двуглавым орлом из полосового железа на коньке, оказалось перед молодыми людьми, Нина недоуменно подняла брови.

— Как быстро мы пришли, Виталий! — и легонько вздохнула от переполнявших ее чувств. Виталий в ответ пожал ее руку.

До отхода поезда оставалось полчаса.

Зал первого класса был полон. Ждали прибытия маньчжурского поезда.

Виталий и Нина оставались на марше лестницы, ведущей к перрону. Нина облокотилась на перила. Мимолетная тень легла на ее лицо.

— Вот и уезжаю я…

— Это ненадолго, Нина.

— Как сказать!..

Увидятся ли они? Скоро ли увидятся? Оба задавали себе этот вопрос, но ответить на него не могли — слишком неясно было все впереди. Нина настороженно огляделась по сторонам. Виталий вопросительно взглянул на нее.

— Я пугливая стала, — сказала Нина. — В Поспелове в подвале сидела, думала, думала… И ты из головы не выходишь. И Семена жалко. Ведь он из-за меня попал…

— Ну, не из-за тебя, положим… Случай вышел такой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века