В последующие минуты она внимала его рассказу спокойно и внимательно, не перебивая, не задавая никаких вопросов. Однако Финн, видевший, как побледнело и обострилось ее лицо, искренне полагал, что лучше бы генерал спрашивала как можно больше. Лучше бы она кричала на него или вовсе велела ему замолчать — словом, проявила хоть какое-то участие.
Ее спокойствие было настолько неестественно, настолько ужасно, что ему хотелось провалиться на месте. Финн предпочел бы что угодно, только не этот отрешенный взгляд, не эти сдавленно дрожащие, как всегда, горделиво-прямые плечи.
— Чала Орнула… — первое, что сказала Органа, когда юноша наконец закончил. Она произнесла это имя с сухой горечью и сдержанной яростью — так мы говорим о людях, которым всей душой желаем смерти.
Финн тяжело кивнул.
— Возможно, она — двойной агент.
Лея в муке закрыла глаза.
Девочка-сирота с Рилота — одна из сотен детей, лишившихся родителей по вине адептов Империи и от безысходности присоединившихся к Альянсу. Жертва ксенофобии, которая охватила галактику в годы правления Палпатина. У Чалы не было ни одной причины сочувствовать имперцам; более того, эта тви’лечка была последней, кого Лея могла бы заподозрить в шпионаже в пользу Первого Ордена, или в том, что она может тайно исполнять приказ Сноука. Нет, рассуждала она, тут явно что-то другое…
Генерал Органа не знала о тайной связи Чалы с рыцарем Рен; она и не могла этого знать. Жизнь ордена Рен всегда оставалась для посторонних тайной, окутанной множеством всевозможных домыслов, среди которых если и встречались отголоски истины, то они были практически неразличимы. Лишь однажды в обыденной дружеской беседе Чала упомянула, что когда-то была влюблена в человеческого юношу, с которым вместе росла. Назвала она и имя: Тодди Барр. Но разве этого достаточно, чтобы связать одно с другим? Лея уже почти позабыла думать о том разговоре.
И сейчас она терялась в догадках, не представляя, что могло толкнуть Чалу на предательство. Вероятнее всего, какие-то личные мотивы.
Ненависть? Страх перед полусумасшедшим рыцарем Рен? Возможно, Чала пошла на такую низость, опасаясь, что чувствительный к Силе и абсолютно неуправляемый пленник может навредить своей матери?..
Наконец Лея распахнула веки — и посмотрела на Финна каким-то новым, ледяным взглядом. Казалось, в этот момент она впервые видит его. Не мальчишку-перебежчика, который помог взорвать «Старкиллер» и спасти Рей, а человека, который, хоть и сам того не желая, выдал тайну ее сына — и тем самым погубил не только Бена, но и ее брата.
Если бы не пьяная болтовня Финна, если бы не его ужасная, непростительная глупость, Бен до сих пор находился бы на Эспирионе, в полной безопасности, под присмотром врачей, рядом с матерью; а Люк все еще был бы жив.
В конце концов, отравленный злобой разум в какой-то момент заставил ее припомнить, что у Финна были с Беном некоторые собственные счеты. Ведь это Бен исполосовал этому парню плечо и спину световым мечом… так можно ли допустить, что пьяное признание Чале Орнуле на самом деле не было ошибкой?
Однако генерал быстро одернула себя и отвернулась, понимая, что не может злиться на этого безголового мальчишку. Нет, подозревать его в сговоре с Диггоном было бы безумием. Финн оттого и покинул Первый Орден, что он не способен на подлость. Несмотря ни на что, она все еще ясно это понимала.
— Спасибо, что рассказал мне все, — еле слышно произнесли ее губы.
Во всяком случае, рассказ Финна помог разрешиться страшной загадке, которая долгое время не давала генералу покоя. Пока Лея не знала имя предателя, она поневоле подозревала в той или иной мере всех и каждого, по этой причине опасаясь даже смотреть в глаза давним друзьям, которые сопровождали ее на Эспирион и помогали ей всем, чем только могли. Теперь она знала, что это Финн и Чала рассказали Диггону правду о Бене.
Чала Орнула. Одна из тех детей, которым Лея заменила мать, и которые заменили ей самой родное дитя, скрытое на Явине…
Знать эту правду было больно. Но знать, что ее предали все же не Калуан Иматт, не Тэслин Бранс, не Хартер Калония и не По Дэмерон — было, как ни крути, облегчением.
— Генерал… — начал Финн, спотыкаясь на каждом слове. — Я знаю, мне нет оправдания…
Она немедленно прервала его.
— Пожалуйста, не говори ничего больше! Я тебя не виню, — и прошептала после небольшой паузы: — Уходи, прошу тебя…
Юноша поднялся. И тут же почувствовал, что ноги его словно приросли к полу. Лея по-прежнему была спокойна. Словно туча, неторопливо ползущая по небу. Однако эта туча — из тех, что скрывают грозу. Финн боялся оставить ее. Сейчас, когда генерал была раздавлена его немилосердной откровенностью.
— Я… — прошептал он. — Я хотел бы как-то искупить свою вину.
Лея подняла голову. Ее глаза… прежде такие живые, выразительные бархатные глаза теперь были холодными и блестящими, словно стекло.
— Каждый из нас хотел бы этого.
***