Сердце демона

Следующая пара дней растянулась в единую однообразную ленту, сотканную из болезненных тревоги и напряжения. Жрица почти не покидала шатёр, а когда выходила, старалась делать это незаметно – чужие ожидания были невыносимы. Хиннан ждали от неё чуда из тех, которые не раз являл им её отец, и шептались за спиной. Хорошо хоть вопросов никто не задавал, по крайней мере напрямую. И не раз уже подумала Аштирра, что лучше бы осталась дома, в Обители, а не пыталась браться за дело, в котором, скорее всего, потерпит трагическую неудачу.

На четвёртую ночь её пребывания в становище пришёлся Всплеск. Жрица проснулась от характерного чувства, что кровь внутри словно потекла быстрее, жарче, обжигая вены, а присутствие Богини стало совсем близким, ощутимым почти физически. Сила требовала выхода нестерпимым болезненным зудом, выкручивающим кости, – Владычица Таинств ответила на её молитвы.

Снаружи лаяли с подвыванием сау, встревоженно переговаривались и кричали люди. Пёс Альяза зашёлся хриплым воем в ответ, но так и остался сидеть в изголовье.

Каэмит на Всплеске оживала, выплёвывая осмелевших тварей. Следопыты вдалеке уже посылали тревожные сигналы, и воины спешили на охотничьи тропы защищать становище.

Аштирре не было дела до того, что творилось за границами шатра. Скинув покрывало, она поспешно затушила благовония, бросилась к Альязу. Несколько нажатий на нужные точки, как учил отец, и энергии плоти потекли быстрее. Ещё не пробуждение, но уже выход из наркотического морока.

Полог, отделявший спальню от остального шатра, взметнулся. Из темноты вырос Ришнис, сжимавший в опущенной руке копьё.

– Тебе что-то понадобится? – коротко спросил он.

– Нет, – хрипло ответила Аштирра, не отрываясь от своего занятия.

Ришнис разрывался между долгом перед племенем и семьёй. Сейчас он должен был вести отряд, но и оставить сына не мог. Сау заскулил, разделяя те же чувства.

– Возвращайтесь быстрее, – сказала жрица и жестом велела им уйти, погружаясь в ритуальный транс, настраиваясь на человека, лежавшего перед ней.

Отстроить разум, защитить, отделить себя от другого, чтобы слияние с его недугом было достаточным, но не абсолютным. Оставить сомнения. Голос отца внутри звучал так отчётливо, словно сам он стоял прямо за плечом: «Ты можешь сомневаться, прежде чем дашь своё согласие. Но никогда не сомневайся в миг, когда уже вскрываешь секреты чужой плоти, – это непозволительная роскошь».

Страх отступил, и в разуме воцарилась хрустальная тишина. Никаких «если» и «попытаюсь» – осталось лишь действие, направляемое знанием. Аштирра нырнула в чужое восприятие, удерживая осознание себя и вместе с тем чувствуя каждую мельчайшую ссадину, каждый ушиб, каждое несоответствие… и эту странную иную жизнь внутри, разворачивавшуюся ей навстречу по мере того, как отступало воздействие дурманящих снадобий. Ростки робко расправлялись, жадно вбирали в себя соки плоти, их единственной целью было не убивать, нет, – жить, расти, питаться. Любой ценой – просто жить.

Внутренним взором целителя Аштирра видела и всей собой ощущала, как понемногу разрушаются ткани, становясь пищей, как песчинка за песчинкой крошатся кости, хотя это ещё и не было по-настоящему заметно. Урон пока был небольшим, но инородная жизнь не собиралась останавливаться, потому что ей нужно было питать себя. Кхайтани спешили расти, наверстать бесценное упущенное время, расправиться, протянуться до самых дальних пределов, захватить каждую частичку, обращая чужое тело в свой храм и свои охотничьи угодья. Организм сопротивлялся, старался вытеснить их. Сила и молодость, все скрытые ресурсы были на его стороне, и к ним сейчас обратилась Аштирра. Яд горел в крови, растекаясь по ажурному узору сосудов, проходящему по всему телу. И жрица понемногу ускоряла её бег – осторожно, шаг за шагом, заставляя токи плоти нести отраву быстрее, растворять, выводить. Она разжала сведённые судорогой струны мышц и связок, разгладила каждую тончайшую нить, побуждая тело сделать то, что оно и так пыталось, – вытолкнуть, отторгнуть. Вдох, выдох. Стук сердца, толчок за толчком. Соединяя свою Силу с Силой человека, Аштирра осторожно разделяла, расплетала две неестественно слившиеся жизни – ту, что пыталась расти и зреть отчаянно и жадно, и ту, что пыталась не угаснуть. Корни упрямо цеплялись за кости и органы, силясь прорасти глубже, но были пока слишком малы. Змеящиеся нити пытались соткаться воедино с мышцами, укрепляясь крохотными шипами, но целительница уверенно отсекала их, разделяя естественное и чужеродное.

Дурман благовоний окончательно испарился со следующим вдохом – растворение яда протекало быстрее, подстёгнутое целительницей. И пришла боль, раскрылась пламенным цветком, окатила ужасом осознания. Где-то далеко прозвенел, захлебнулся чужой крик, и тело содрогнулось, скрученное спазмом. Аштирра на несколько мгновений вернулась к себе, упёрлась ладонями в плечи человека, оседлала, удерживая его на месте.