– А как же наказание? Очищение? Лицензия твоя, наконец? Драка в офисе?
– Это все "трешка" перестаралась. Офис, лицензия, охранники в защитной форме, – поморщился Ленчик. – Любит она, как и ее предтеча, прошлогодняя Двушка, глюков напустить. А что касается очищения... Видишь ли, этот "рай" – это классное наказание, абсолютное, я бы сказал... Представь, что тебе предстоит провести на этом райском острове, ну, хотя бы 999 лет...
– Мне!!? Мы с "трешкой" договаривались на пятнадцать суток.
– Лоханула она вас. Обвела вокруг пальца. Вечно будете сидеть... И я тоже, и Крутопрухов с российским доном Карлеоне... Посмотри туда.
Я взглянул в сторону, указанную подбородком Худосокова, и увидел дона Карлеоне, сидевшего, обречено раскачиваясь, под накренившейся кокосовой пальмой.
– Видишь, какой плохой... – сочувственно вздохнув, продолжил Худосоков. – А ведь всего второй день пошел.
– Я доволен им выше крыши! – сказал Бельмондо, тепло глянув на дона Карлеоне.
– Что-то мне все это не нравится... – покачал я головой.
– Еще бы... 999 лет – это тебе не пятнадцать суток. – Ленчик улыбнулся с искренним состраданием в глазах. – Выпить хочешь? А то я сейчас тебе такое расскажу...
– Конечно, хочет, – пьяно заулыбался Баламут. – Принеси ему рома.
Худосоков встал и принес из каюты полдюжины больших желтых груш, граненый стакан и литровую бутылку кубинского рома "Негро".
В дни юности, подымаясь в горы, в свою геологоразведочную партию, я частенько брал с собой пару "бомб" этого крепкого напитка в качестве подарка для товарищей. Мне вспомнилась последняя бутылка – мы выпили ее с начальником поискового отряда Игорем Кормушиным в моей землянке в базовом лагере Кумархской ГРП. Сидели за шатким, деревянным раскладным столом у маленького оконца, конечно же, на зеленых, опоясанных брезентовыми ремнями ягдтанах, ягдтанах, набитых истрепанными журналами документации штолен и буровых скважин, закусывали докрасна жареным сурком, диким луком, горячим, только что из пекарни, хлебом и говорили обо всем на свете... С Игорем Кормушиным было о чем поговорить... Джеймс Ласт, Иисус Христос и Андрей Платонов, способы изготовления хрустящих маринованных огурчиков... О, господи, как мне было тогда хорошо! Вот где был рай – на разведке, среди товарищей и гор, среди грохота взрывов и рева бульдозеров!
...Мои реминисценции прервал стакан с ромом, образовавшийся перед глазами. Вручив его мне, Худосоков одарил брезгливым взглядом задремавшего Баламута и заговорил:
– В прошлом году, когда "двушка" сюда меня закинула, я поклялся вас достать. Но подумал, подумал и пришел к мысли, что месть ради мести – это пошло... И решил заняться Колодцем. Незадолго до смерти я узнал, что через него можно попасть не только куда угодно, но и туда, откуда все появляется, туда, где источник всего и конец всего. И еще я узнал, что этот источник можно контролировать, если заглушить Колодец машиной типа "двушки", заглушить в определенном месте, которое "трешка" остроумно назвала синапсом.
В общем, поставил себе задачу и взялся за Колодец. Но ничего у меня не получилось. Хотел залезть в него – пустил до пояса, но потом выбросил как из пушки. Короче, и так я с ним, и эдак, разговаривал даже и на колени становился – ноль внимания.
Но я не отчаялся – здесь отчаиваться дохлое дело, да и чувствовал: должно что-то прояснится, должно что-то произойти! Ведь не природой любоваться меня сюда посадили!
Так и случилось. Сижу однажды на берегу, закатом от нечего делать любуюсь. Когда солнце к горизонту прикоснулось, за спиною шум невнятный послышался. Оборачиваюсь и вижу: из Колодца... я вылезаю! Я обомлел, а он вылез, похлопал глазами от удивления, потом под ноги себе посмотрел, потому что второй, вернее, третий я меж ними появился... Я полчаса с разинутым ртом стоял, но после успокоился и начал потихоньку разбираться...
– Ну, зачем ты так, кисонька! – недовольно воскликнул Бельмондо.
Мы с Худосоковым посмотрели на него и увидели, что слова были адресованы прелестной полинезийке, в страсти поцелуя прикусившей ему то ли губу, то ли язык.
– Ну и что дальше? – отвернулся я к собеседнику, недоумевая, почему Борис сидит на яхте, а не лежит со своей красавицей в прохладных островных зарослях.
– В общем, начал я этих двойников изучать, – продолжил Худосоков, не по-мужски холодно посмотрев на упругие ягодицы и бедра совершенно забывшейся девушки. – И скоро узнал, что они ничего не помнят из моей жизни и почти ничего не знают, но очень послушные. И самое главное, я убедился, что колодец пускает их в себя без всякого напряга. Спустя несколько дней память у них восстановилась, но нормальными они и не думали становиться. Не хватало в них чего-то. И, главное, себя они чувствовали созданными для чего-то... Или для кого-то... И потому резких телодвижений не делали и на самостоятельные поступки были не способны. Как стиральная машина...
Яхту качнул порыв ветра. Баламут, не раскрывая глаз, спросил Худосокова.
– Пиво есть?