Инопланетянин от удивления (жива!!?) отпрянул, чуть не уронив Баламута в жижу, уже набравшуюся в чашу озера. Когда тот закончил писать, он уложил его отдыхать на скалу и подошел к Клеопатре, соображая, как ловчее взять ее на руки.
- Ты ее под коленки возьми, - посоветовал Баламут, закуривая. - Ты, что, не знаешь, как женщины писают?
Трахтенн так и сделал, но Клеопатра закапризничала - стоя, мол, хочу. Баламут от изумления забыл выдохнуть табачный дым и до слез закашлялся. Инопланетянин удивился тоже, поставил Клепу, как ставил Николая, но спускать цветных штанишек не стал - застеснялся. Потом было кино - Клеопатра спустила штанишки и начала искать что-то в трусиках. "Темно, - подумал Трахтенн. Или прокладку вытащить не может". А Клепа вдруг как завизжит:
- Члена нет! Нет члена!!!
- А откуда он у тебя взялся бы? - удивился Баламут. - Ты же баба! У порядочных женщин член бывает только искусственный.
- Какая я тебе баба! - закричала Клепа. - Я мужик! Гена, Гена я!
Поняв, что душа регенерата вселилась в Клеопатру, все засмеялись. Все, кроме Худосокова.
- Хватит базлать! - раздраженно погасил он веселье. - Лучше перевяжите его, черт, ее! Вон, какая рана на виске.
Трахтенн, осмотрев Клепу (или регенерата), пошел по пояс в грязи за аптечкой в спускаемый аппарат (люк его отрывался кверху, и вода до него не доставала). Мариинские лекарства работали на принципе всеобщей регенерации и, спустя три минуты, рана закрылась, да так, что девушку можно было целовать в висок и без всякой для нее боли.
Худосоков все это время смотрел, по-волчьи принюхиваясь, в сторону Кырк-Шайтана.
- Сдается мне, что в Центре дела какие-то происходят, нутром чувствую, - сказал он, когда лечение девушки было закончено. Сколько времени?
- Без минуты пять, - ответил Баламут.
- Идти надо... - простонал Ленчик, пытаясь подняться. - Семь часов у нас осталось, можем не успеть.
- Не семь, а пять, - буркнул Баламут. - До этого Кырк-Шайтана два ходу...
- Там машина должна быть на метеостанции, - прокряхтел Худосоков. Пойду, национализирую.
- Только не режь никого, умоляю! - взмолился Баламут.
- Да нет у меня пера, - успокоил его Худосоков, усиленно массируя ноги. - Я их на понт возьму.
- Я с ним пойду, а вы спускайтесь потихоньку до дороги - сказал Трахтенн, хорошо знавший, что Худосокову ножа для убиения человека не нужно. И, подхватив его за талию, пошел по тропе к метеостанции.
...Метеорологи (их, опухших от пьянства, было двое) не захотели отдавать свой допотопный Газ-51. И Трахтенн, попеняв на их гражданскую несознательность, выпустил Худосокова из рук. И тот, скорчив рожу, без сомнения срисованную в зоне особого режима, выразил пару емких фраз. Прочувствовав их, жрецы погоды не только отдали машину, но и выразили страстное желание немедленно выплатить контрибуцию и репарации в виде всех наличных денег (пятьдесят три российских рубля), двух охотничьих ружей (шестнадцатого и тридцать второго калибров) и четырех патронов к ним. Презрев деньги, Худосоков проверил и зарядил двустволки, залил последнюю канистру бензина в бензобак, уселся за руль и, завернув к Зеленому за Клеопатрой и Баламутом, погнал машину к Кырк-Шайтану.
3. Протез где? Где протез? - Ты жить теперь не сможешь... - Мавр сделал свое
дело.
В 2-12 копы перестали лезть, и Бельмондо смог, наконец, вздохнуть спокойно. Закурив, он принялся рассматривать плоды своего огнестрельного "творчества".
Зрелище было ужасным. "Баламуты" и "бельмондо", "черные" и "худосоковы", пробитые пулями и окровавленные, завалили "трешку" со всех сторон. А она, как ни в чем не бывало, мигала индикаторными лампочками, да так живо, что Борис подумал, что все происходившее ей нравится.
"Вот дура, - подумал он раздраженно. - Ведь это все очень скоро запахнет: в погребе тепло и вентиляция плохонькая.
Как бы в ответ биокомпьютер, натужено гудя и медленно, как вертолет, поднялся к потолку и обнажил устье колодца. Борис понял, что его просят скинуть трупы в сиреневый туман.
- А хрен тебе не мясо? - пробурчал Борис, чувствуя, что кокетничает. Я тебе не ассенизатор...
...Эта отвратительная работа заняла у него около часа. С ног до головы он вымазался в крови, был себе противен и хотел наверх, на свежий воздух. Из колодца никто не появлялся, и Бельмондо, посчитав свое дело законченным, пошел в столовую выпить что-нибудь и подкрепиться. Поев и пропустив рюмочку водки, он вернулся в Погреб с намерением выжать из "трешки" хоть какую информацию о существующем положении. И, в конце концов, после разного рода увещеваний и выстрелов в воздух, "трешка" ответила простуженным голосом:
- Через полчаса сам все узнаешь, - и опять замолчала.