Сердце дьявола - 2

...Банкет близился к концу, и Горохов уже предвкушал, как приятно ему будет раздевать пухленькую Клеопатру в последнюю их ночь (Клеопатра смотрела на него глазами с поволокой и прикидывала, придет ли Трахтенн до утра в себя). И этот момент откуда-то со стороны внутреннего статора Нулевой линии вылетело нечто массивное и длинное и, прочертив по всему командному пункту пологую траекторию, залетело под банкетный стол.

12. Сильная рука не церемонится. -Клеопатра в ударе. - Все летит в

тартарары.

Приподняв скатерть, Мстислав Анатольевич увидел под своими ногами... Худосокова.

- Миль пардон! - извинился беглец из Ада, обернув лицо к Горохову и растирая ушибленный подбородок. - По-моему, я не совсем туда попал... Или, наоборот, в самую точку.

Худосоков был доволен. Испытывая необычайный душевный подъем, он смаковал только что открывшуюся ему истину: души, бежавшие из загробного мира в так называемый "материальный" мир, обрастают плотью прежней конфигурации.

- Да, Маркс был глубоко не прав, материя вторична, - проговорил он, с удовольствием ощупывая тело и обнаруживая, что все у него на месте, включая и протез ступни. И, счастливый, полез на четвереньках из-под стола.

Клеопатра, увидев своего бывшего хозяина в весьма неестественной позе, взвизгнула и перебралась под бочок к супругу. Худосоков уселся в ее кресло и, оглядев внимательными глазами бывших своих подопытных свинок, решил, что с ними лучше не церемонится, а колоть сразу.

- Ты, хрен моржовый, морж хреновый, - двинул он хищно голову к Мстиславу Анатольевичу, - давай, выкладывай все с самого начала, да быстрее трави, времени нету.

Горохов повел повествование с момента своего появления в недрах Кырк-Шайтана, но Худосоков так часто повторял "дальше", что он уложился минут в пятнадцать.

Выслушав рассказ, Ленчик задумался. Ему стало ясно, что в "игре" участвуют, по меньшей мере, четыре стороны, не считая его самого.

"Первая сторона - это марияне, выпустившие космическую торпеду, - начал он мысленно загибать пальцы. - Вторая - несомненно, "трешка". Третья - это силы, которые охмурили Черного с Бельмондо, четвертая сторона привела Горохова с девицей на корабль.

Самый загадочный участник - это кукловоды Горохова. Странно все как-то получается. Искали друг друга Клеопатра с Гороховым, нашли, считай, случайно, и угодили в небесную канцелярию, там их быстренько охмурили, мобилизовали и сюда послали, чтобы они и сами загнулись, и "трешку" расколошматили... Кому это выгодно? Только Координатору.

Третья сторона вообще откровенно издевается... Бельмондо с Черным, похоже, делают кому-то минет, сами того не зная.

"Трешка"... Она, несомненно, самоопределилась. И действует, худо-бедно действует, коли кукловоды Горохова суетятся... Да, голова пухнет... Но ясно, что все дела здесь делаются через Нулевую линию, то есть через колодец... Надо еще Трахтенна опросить..."

Поднявшись с кресла и пообещав немедленно вырвать ноги тому, кто встанет из-за стола без его на то высочайшего разрешения, он пошел к вон Серу. Тот ничего нового не рассказал, и Худосоков подумав еще, вернулся с ним мостик.

Оказавшись на командном пункте, вон Сер бросился к пульту управления, и волосы его стали дыбом: Горохов вовсе не затормозил корабль, он ускорил его!

У Худосокова волосы дыбом не встали, он, холодный и сосредоточенный, подошел к Мстиславу Анатольевичу и сказал сквозь зубы:

- Я эту девушку сейчас убью и изнасилую. Хочешь? Говори, падаль, на кого лямку тянешь?

Горохов не мог говорить - страх сломал ему голос. Худосоков брезгливо осмотрел его с ног до головы и обратил лицо к Клеопатре. Та, почувствовав в его взоре могильный холод, тоненько заголосила.

- Кончай выть, - сморщив лицо, помотал головой хозяин положения. - Мне убить - делать не хера.

- Мы... мы... нас... прислали... как начал портится Мыслитель... заикаясь, заговорила девушка. - Он... сказали... стал в человека превращаться... Как Трахтенн...

Горохов, даже искореженный страхом, не смог простить супруге предательства и бросился на нее с желанием удушить. И Худосоков себя показал: схватив его за ворот левой рукой, он подался назад, и резко ударил правой в сердце.

Мстислав Анатольевич рухнул навзничь, как подкошенный. Клеопатра, белая, ставшая некрасивой, бросилась к супругу. Худосоков, вспомнив, что запретил ей вставать из-за стола, хотел пинком ноги вернуть девушку на место, но не стал этого делать: ему захотелось узнать в приличной ли он форме, то есть умерла ли "падаль" от одного единственного его удара. "Падаль" умерла, и Худосоков подумал: "Ну и хорошо - нет теперь "в-четвертых". И уселся в кресло так, чтобы видеть Клеопатру, плакавшую над телом супруга.

***