Сердце дьявола

– Кофе, – прошамкал он, зажимая щетку зубами. Получилось «кохэ», но Люся поняла, запахнула поплотнее халат и пошла в кухню, шаркая задниками безразмерных тапочек. Дочка, Катька, еще спала. Одиннадцатый класс. Раньше восьми теперь не встаем-с. Как успевает умыться, одеться, красоту навести, да еще и на урок не опоздать – загадка, ответ на которую одному только богу и ведом. Хотя, может, и опаздывает. Просто родителям, «комодам» старым, добросовестно вешает на уши лапшу. А те и рады. Лапшичку эту осклизлую, слипшуюся, недосоленную, – стандартное варево современно веселящейся молодежи, – без масла и соуса «хавают». И еще кивают. Молодцы, мол, смена подрастающая. Так держать. Выйдет и из вас толк со временем. Или повара. Специалисты по лапше. Вытерся Волин мохнатым махровым полотенцем и свежий, бодрый, дрожащий от нетерпения вышел на кухню. Присел к столу, схватил кружку керамическую, шестисотграммовую, потеющую паром. Хлебнул и аж зажмурился от удовольствия.

– Я смотрю, у тебя, Волин, отличное настроение, – заметила жена, тоже попивая кофеек. Туман у нее в глазах уже рассеялся, хотя легкая отрешенность на лице еще осталась. – Что, присвоили очередное звание? Или начальство на пенсию провожают?

– Ни то, ни другое, – отреагировал он. Отпускать ответные остроты Волин не хотел. Зачем портить настроение? Да и шутки у него, честно говоря, всегда получались какие-то убого-громоздкие, корявые и совершенно не смешные. Во всяком случае, в подобных разговорах. И вопросы жена задавала не потому, что интересно, а чтобы потом можно было сказать подругам с чистой совестью: «Я к нему со всей душой, а он…» И подруги понимающе закачают своими бестолковыми головками-тыковками: «Да. У самих такие же. Испаскудился нынче мужик. Обмельчал. Вот раньше…»

– А что? Халтурка подвернулась? – продолжала допытываться жена.

– Почему халтурка? – не любил Волин разговаривать с ней о работе. – Дело подвернулось.

– Хорошее дело-то?

– Нормальное.

– Наверное, всей прокуратурой теперь одиноких старушек через улицу переводите? Все как обычно. Сарказм в голосе, намекающий на его, Волина, умственную несостоятельность, насмешливый взгляд из-под полуприкрытых ресниц. Господи, неисповедимы пути твои. Сжалился бы, объяснил, за что она ненавидит? Почему ты молчишь, господи? Не знаешь или не хочешь объяснять?

– Почему? – Волин уставился в кружку. Так ему было легче разговаривать. Не видя «расстрельных» глаз жены. – Убийства расследуем. Как всегда.

– Это называется «нормальной работой», да? Ты поэтому такой радостный?

– Нет.

– Надо заметить, Волин, у тебя искривленная жизненная планка. Он глотнул еще кофе, отставил кружку и поинтересовался:

– Что-нибудь случилось? У тебя зубы болят? Или ты встала не с той ноги?