Белевич разрывает последнее полотенце на полоски и наматывает их на плечо Голиафа, чтобы закрепить импровизированную повязку.
— Вопросы могут подождать, пока мы не выберемся отсюда. Если нас обнаружат вместе с телами, полиция задержит нас всех на несколько дней для допроса. И ты права: с каждой проходящей минутой шанс найти твоего мужа живым исчезает.
У меня сжимается желудок, и желчь поднимается к горлу.
— Оставить… оставить Бейтса и Доннигана? Но…
— Ты хочешь снова увидеть своего мужа?
Ледяная вода, которая, кажется, заменила мою кровь, замерзает.
— Да, конечно, я хочу снова увидеть своего мужа.
— Хорошо. Тогда идём. — Белевич встаёт и протягивает руку Голиафу. Крупный мужчина встаёт на неустойчивые ноги, и мы протягиваем руки для поддержки.
— В конце другого коридора находится служебный лифт, — говорит Белевич.
Я бросаю на него подозрительный взгляд.
— Откуда ты знаешь? Почему ты вообще нам помогаешь?
Голиаф хрипит, когда мы делаем первый шаг по коридору, и кровь уже просачивается сквозь самодельную повязку.
Белевич продолжает идти, одной рукой придерживая Голиафа, в другой сжимая пистолет.
— Потому что ты дочь одного из самых влиятельных людей в России. Человека, в чьей благосклонности я бы хотел быть.
Очередная волна мурашек пробегает по моей коже.
— Мог он… мог ли он это сделать?
Голиаф отвечает на мой вопрос покачиванием головы, отчего издаёт стон.
— Они были молодыми. В балаклавах.
— Это не в стиле Фёдорова, — соглашается Белевич. Он останавливается перед дверью залитой кровью, вероятно, от рук Голиафа, когда он спотыкался.
Одежда внутри для меня ничего не значит. Ничто не имеет значение, кроме Джерико.
Я собираю всю силу духа, которая у меня есть, и смахиваю слёзы.
— Мне ничего не нужно, кроме мужа. Пошли.
— Хорошо. Тогда идём, — отвечает Белевич.
Когда мы подходим к служебному лифту, я нажимаю кнопку вызова. Пока мы ждём, я задумываюсь:
— Ты уверен, что это не Фёдоров? Разве у него не было мотива?
Светлые волосы Белевича скользят по воротнику от покачивания головой.
— Какой у него мог быть мотив? Из того, что я слышал, всё, что он хочет — это воссоединиться со своей дочерью. Не покупать её враждебность на всю жизнь, похищая её мужа.
Я молюсь, чтобы он был прав, потому что от этого зависит жизнь Джерико.
— Тогда он может помочь нам найти его? — спрашиваю я. Не уверена, что это разумное решение, но прямо сейчас мне нужны все возможности, которые мы можем найти.
— Возможно, — отвечает Белевич. — Он может помочь.
— А что насчёт Кобы? — мои плечи напрягаются, когда я смотрю на Голиафа. — Где, чёрт возьми, Коба? Что с ним случилось?
Голиаф хмурится, его ноздри раздуваются.
— Грёбаный предатель. Я знал это. — Его чёрные глаза смотрят на меня. — Найдём его — найдём Форджа.
В моей голове проносятся воспоминания…
— Я сама убью его, если кто-нибудь попытается тронуть хотя бы волосок на голове Джерико. — Я смотрю то на Белевича, то на Голиафа. — Пошли. Я хочу вернуть своего мужа.
Глава 3
Фордж
Воспоминание о том дне, когда я вытащил тело Исаака из обломков лодки, атакует мой мозг, пока я, наконец, не открываю глаза.
Вместо света меня окружает тьма. Когда я меняю положение, о моё лицо трётся ткань. Я тянусь, чтобы отодвинуть её, но не могу пошевелить руками. Мои запястья связаны за спиной, и когда я дёргаю путы, чтобы освободиться, тонкие куски пластика врезаются в кожу.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но губы склеены.
Я неподвижно лежу на боку, пытаясь понять, что, чёрт возьми, произошло. В голове ощущение такое, будто я плыву по океану в тумане глубокой ночью. Что-то не так.
Блядь.