Сердце для стража

Подумав, я сам и ответил на свой вопрос. Да по одной причине: чтобы я их не видел. Боятся, гады, или что-то задумали. Но что такое можно задумать, чему свет окажется помехой?

Сформулируем вопрос иначе: чему он вообще может помешать. Ответов можно найти много, но очевиднее всех мне показался один. Хорошо известно, что из освещенного места непросто наблюдать за темным. В этом легко убедиться, если зажечь в комнате все лампы и выглянуть в окно в полночь, после чего все выключить и вновь подойти к окну. Разница весьма заметная. Если кто-то хочет, чтобы его наблюдатели не прозевали появления врага, надо не мешать их зрению лишними огнями.

Итак: меня ждут.

Что ж, не так уж трудно догадаться, что я могу попытаться добраться до кораблей. Но насколько тщательно они следят за акваторией? Если человек десять на носу и по бортам, то мне ни за что не выбраться на палубу. А если один-два и смотрят только в сторону берега, то шансы неплохие.

Контрабандисты не показались мне людьми, хорошо знакомыми с военным делом и двадцать четыре часа в сутки ожидающими от мира самых изощренных пакостей. Мне даже командиров нескольких от довелось однажды неслабо обмануть, поймав всю ораву в брошенной корчме, где они так неосмотрительно расположились на ночлег, не проверив местности на предмет неприятных сюрпризов. Пусть не мину, но следы мои могли заметить и насторожиться. Но нет же, предпочли оказаться разорванными в клочья, радостно греясь вокруг коварного очага.

Среди контрабандистов нет вожаков от. Они должны быть куда беспечнее. Надо полагать, наблюдение за морем ведется кое-как. Даже удивлен отсутствием фонарей.

И насторожен. Может, эти как раз куда осторожнее вояк себя ведут. Шакалы, всего опасающиеся. Тогда мне не поздоровится.

В любом случае все мои предположения — это просто допущения. Я не знаю, что меня ждет на палубе или в воде под бортом. Остается лишь действовать — или отказаться от замыслов.

Отказываться я не стал.

Я не видел кораблей, зато прекрасно помнил, где они располагались. Чуть ли не на ощупь исследовал бухту, напился из источника, выбрал удобный и увесистый камень, забрался в воду, поплыл. К «Черному альбатросу» вышел удачно. Чуть в стороне от носа, но не так далеко, чтобы его не заметить.

Теперь надо было подумать. Я прекрасно помнил, что корабль стоит на двух якорях, отданных с носа и кормы. Это надежно удерживает его на месте и смягчает болтанку. Если действовать по плану-минимуму, то надо попасть на корму, где держат Нью. Таким образом, забираться по ближайшему канату будет не самой умной затеей, ведь потом придется преодолевать всю палубу, а там наверняка засели наблюдатели.

Зато на носу имеется «технический люк», через который можно вычерпывать воду из трюма и таскать гребцам еду и питье. К ним, правда, есть еще кормовой люк, он основной и располагается рядом с дверьми кают капитана и офицеров, к тому же прекрасно просматривается с площадки, где стоят рулевые, а там, как правило, и днем и ночью кто-то есть. Так здесь принято.

Если пробираться к рабам, то только через носовой люк — так безопаснее.

На ночь носовой люк запирается, причем не только снаружи, но и изнутри. Мера предосторожности на случай, если кому-нибудь из команды придет в голову попробовать освободить гребцов. Тогда ему волей-неволей придется пользоваться кормовым, а это легче заметить.

Есть еще вариант: сломать запор на носовом люке. Но внутренняя деревянная щеколда поддастся грубой силе с таким треском, что перебудит весь корабль. Это так считается. Наделе я в процессе матросской работы однажды занимался ремонтом люка и сделал там кое-что, не предусмотренное приказом.

Теперь люк при желании можно открыть тонкой железякой, причем почти без шума. Например, обычным гвоздем.

Гвоздь у меня был. Причем необычный. Хорошо заточенный, очень длинный, посаженный на деревянную рукоять. Вся проблема, что именно сейчас он был не у меня, а под притолокой двери, с которой начинается спуск в матросский кубрик. Достаточно протянуть руку, встав на входе, и он окажется в ладони.

Решено. Надо начинать с кормы — другого выхода не вижу. А если там обнаружится глазастый дозорный, можно будет попытаться его тихо снять с помощью своего зловещего гвоздя, после чего воспользоваться тамошним люком к гребцам, не связываясь с тем, который на носу.

Это, конечно, если дозорные не дежурят по двое — снять бесшумно пару куда труднее.

Кормовой якорный канат нашел без труда. Вскарабкаться по нему — тоже невеликий труд. Самый опасный момент — перебраться через планшир. Если на палубе поблизости кто-то околачивается, мгновенно поднимется тревога.

Попытался заглянуть, что-нибудь рассмотреть. Ночью я не слеп, на зрение не жалуюсь, но все же не настолько зряч — ничего не увидел.

Ну и ладно. Будем считать, что наблюдатели (явные или мифические) также ничего не видят.

Палуба встретила меня еле слышным шлепком мокрых ступней по доскам. Звук этот показался мне громом небесным, и я пару минут стоял в позе заспиртованного морского конька, ожидая неприятных последствий.

Пронесло: тишина, и никого не видно.