Сердце дракона

— Не суй нос в чужие дела, не то живо заработаешь такие неприятности, что хуже и не представишь! Если ты и видел что-то, — забудь об этом, и побыстрее, да и то лучше оглядывайся почаще, когда темной ночью окажешься один на дороге. А уж если… — она подалась к Брану, совершенно обездвижив его своим ужасным взглядом, который проникал, казалось, в самые глубины его души, — а уж если тебе достанет глупости болтать о том, что, быть может, попалось тебе на глаза этой ночью, если тебе захочется лишиться жизни и встретить ужаснейшую погибель… — Катла не закончила угрозы; голос ее упал до смертоносного рокота в глотке, и убийственный взгляд так и источал зло. Затем она захлопнула рот с таким громким щелчком, что у Брана вырвался испуганный вскрик. Катла перевязывала ноги Пера и, покончив с этим делом, добавила:

— Если ты когда-нибудь сюда и вернешься, нас уже не застанешь. Эта история повторяется в каждое полнолуние, так что, сам понимаешь, на одном месте мы долго не засиживаемся. Ты ведь не подумываешь о мести, а, сынок? — Она снова подалась вперед, чтобы заглянуть в глаза Брана.

Бран помотал головой, затем кивнул и снова выразительно качнул головой, не в силах произнести ни слова.

— Вот и хорошо, — проворчала Катла. — Как только твой приятель проснется и будет в состоянии сесть в седло, можете оба убираться отсюда.

Пер проспал весь день и проснулся уже на закате, усталый и раздраженный; красный отсвет заката он принял за рассвет.

— Почему ты не разбудил меня раньше? Мы уже давно могли бы отправиться в путь! — Он с отвращением отшвырнул охапки шерсти. — Бран, да не стой ты, как дурень, подай мне сапоги. Едем тотчас же, не то разминемся с отцом, не успеем на чтение законов, и все из-за тебя. Торстен терпеть не может ждать, а я, кстати, голоден, как волк, но времени на еду тратить нельзя…

— Пер собрал свои вещи и попытался встать, но тут же взревел от боли и изумления.

Вскинув забинтованные ноги, он плюхнулся в шерсть и с недоверием уставился на повязки.

— Ноги! Мои ноги! Что, во им козлов Одина… Бран! Что случилось с моими ногами? И погляди только на сапоги! То ли они стерлись за ночь до самых голенищ, то ли какой-то оборванец подменил их, пока мы спали! Что ж ты не усторожил, Бран? Уа-а-у! Бедные мои ноги! Я не могу ходить! Слушай, Бран, у тебя на лице написано, что ты мне сейчас соврешь.

Лицо Брана всегда выдавало его истинные чувства. Оно заливалось ярко-розовой краской, когда он в чем-то провинился или когда был испуган до полусмерти, а сейчас было и то, и другое.

— Я потом все объясню, Пер, — запинаясь, начал он. —

Потом, когда ты будешь в лучшем расположении духа. Да ведь ничего страшного и не стряслось, вот только сейчас закат, а не рассвет, и мы уж точно разминулись с Торстеном, а ноги твои еще не скоро заживут, но если мы останемся здесь еще на одну ночь… — Он оглянулся на массивную черную фигуру Катлы, грохотавшей посудой в кухне.

— Еще на одну ночь! — взревел Пер. — Да ни одной лишней минуты мы здесь не останемся! Найди мне какие-нибудь мягкие туфли. Сапоги я, видно, еще долго не смогу одеть. Едем в Бран, почему ты меня раньше не разбудил.

Бран открыл рот — и тут же его захлопнул. Проку не было пускаться в объяснения, особенно когда Катла ловит каждое слово, а ведь, в довершение худшего, Факси так и сгинул в тоннеле под могильным курганом… Метнув отчаянный взгляд на Катлу, он начал собирать их пожитки, но прежде отдал свои валяные боты Перу, который все время ворчал и раздраженно стонал. В порядке «помощи» он навесил свои кошели и сумки на шею Брану и, опираясь на него, с трудом поднялся.

— Так вы что же, уезжаете? — Катла приветствовала их угрюмой гримасой. — Впрочем, королевского гостеприимства вам здесь и не обещали.

— У меня ноги стерты до костей! — возопил Пер. — И никто мне не хочет объяснить, в чем тут дело! Я желаю знать…

— Где эта маленькая дрянь, Грима? — осведомилась Катла сама у себя и не получила ответа. — Ей давно пора готовить ужин, а за весь день я не видела, чтобы она и пальцем пошевельнула. Можно подумать… — Она склонила голову набок, и гримаса подозрения сморщила ее уродливое лицо. Отшвырнув ложку, Катла с удивительной прытью выскочила из дома и принялась пронзительно призывать Гриму.

Перу было не до этого.

— Должно быть, я чересчур близко придвинул ноги к огню, но как же я мог не проснуться, если так обжегся? Слушай, Бран, скажи мне наконец, что же случилось.

— Боюсь, ты мне не поверишь, — уныло отозвался Бран, с задумчивым видом роясь в седельной сумке Пера. — То есть, я точно знаю, что не поверишь.

— Неважно, поверю или нет, — отрезал Пер. — Просто расскажи, что случилось — и все. — Он сильнее оперся на Брана, и они вдвоем заковыляли к двери.

В этот миг в дом ворвалась Катла, переводя яростный взгляд с Пера на Брана.