Сердце дракона

Но то ли я раскаяние плохо изображала, то ли степень папиного гнева зашкаливала сверх обычной (в таких ситуациях) меры, потому что следом раздалось ещё более громкое:

– Что гласит последний княжеский указ о самой длинной ночи в году?!

Шумно сглотнула.

– Дословно? – поинтересовалась робко.

Ввиду присутствия нескольких десятков свидетелей, другие мысли как-то разбежались разом. В конце концов, при таком количестве посторонних приёмчики, призванные надавить на отеческую любовь, не используешь.

Показательная порка, не иначе.

– Айлин Ордмер Алтари! – снова повторил моё полное имя отец.

И только. А это демонстрировало наивысшую степень его гнева. Раз уж с другими словами тоже никак не мог найтись так сразу.

– Да, папа, – ответила покорно, принявшись смотреть в пол ещё более основательно, а выражению лица придать ещё больше осознания всех своих грехов, заодно и вины за оные.

Не помогло.

– Как ты могла?! – прозвучало в открытом обвинении. – Твой проступок совершенно непростителен. Таким безответственным поведением ты подрываешь весь миропорядок нашего княжества!

– Причём тут я и миропорядок княжества? – изумилась машинально.

– Ты – княжна, Айлин! – прогрохотало совсем рядом в досадном напоминании.

– Младшая, – внесла смягчающее обстоятельство.

Лично мне это всегда казалось очень весомым фактором. Да и для папы тоже. Иногда. Но не в этот раз.

– Тем более! – взбешённо рявкнул отец… то есть князь Ордмера.

Вот теперь я удивилась ещё больше.

– Ты не можешь выйти замуж, пока не выйдет замуж твоя старшая сестра!

Предел моего удивления, кажется, плавно достигал апогея.

– Я и не собиралась выходить ни за кого замуж, – поспешила откреститься от таких громких предположений.

– Да-а-а? – злобно протянул родитель. – Именно поэтому ты отпустила по ордмерской реке аж тридцать шесть венков?! Не один! Тридцать шесть, Айлин! Тридцать шесть!!! – шумно выдохнул и устало прикрыл лицо ладонью в явном жесте «глаза б мои тебя не видели».

Почти достигший апогея предел моего удивления сделал неожиданный кульбит и рванул далеко за границы шкалы привычных возможностей. Ордмерский князь, между тем, подхватил меня под руку и одним рывком переставил к окну, заставив смотреть на ту сторону двора.

А там…

Как раз продолжал нарушаться ранее упомянутый миропорядок нашего княжества.

У центральных ворот собралась большая часть местной знати, вместе со своими жёнами и, чтоб их мавка потопила, сыновьями. Они с восторженно-радостными физиономиями держали перед собой, на манер какой-нибудь истинной драгоценности, те самые венки, что я ранним утром по реке пускала на пьяную голову. Помимо знати, нашу землю нетерпеливо топтал мельник, притом без сына, но с семью дочерьми (сына у него в принципе никогда не было, да и жена скончалась лет двадцать назад – от старости). За спинами семейства мельника ругались близнецы-отпрыски лучшего из ордмерских кузнецов. Они никак один венок на двоих поделить не могли. От самого венка, к слову, в процессе «деления» лишь ивовая веточка с ленточками остались, да ошмётки травы под их ногами. Впрочем, о чём именно они спорили, было совершенно непонятно, ибо все остальные голосили ничуть не хуже – кажется, требовали выдать им невесту и слово княжеское. И только чуть подальше, у частокола, тихонько горевал, глядя себе под ноги, сын нашего казначея. Где находился в это время сам казначей – вообще непонятно. Его обычно из княжеского дома пинками не выгонишь, а тут потерялся где-то из виду (надеюсь, не побежал на реку за оставшимися венками, чтоб продать их подороже!). Но зато присутствовала его супруга (третья по счёту), по совместительству мачеха пригорюнившегося парня. Она-то и сочувствовала ему, ласково поглаживая по плечу. Я, к слову, ему тоже чуточку посочувствовала, ибо Герт – суженный Этери, именно из-за него мы на реку ордмерскую ночью пошли. Но, ввиду новых обстоятельств, очевидно, свадебку старшей княжны всё же придётся отложить. Как минимум до следующего утра после самой длинной ночи, ибо князь-отец категорически против родниться с казначеевым родом. Сам казначей мужик был неплохой, и жена у неё пригожая. Только жадный он слишком. Если уж он сейчас княжескую казну регулярно считает с особой маниакальностью, то, что будет, когда почувствует себя, как дома? Я могла лишь предположить, а вот отец и того делать не собирался, заранее обезопасив всех нас от возможных последствий.

– И что я делать с ними со всеми теперь буду? – задал, между тем, очень надеюсь, риторический вопрос, родитель.

А то если он и взаправду не знает…

А кто ж тогда знает?!

Тем более, что…

– Да я эти венки утром запускала, на рассвете, когда все разошлись, – оправдалась я. – Все… сорок, – выдохнула почти совсем беззвучно. – Не тридцать шесть, – вздохнула тихонько.

И очень-очень виновато.

– Что-о-о?!

Невольно вздрогнула и опасливо покосилась на родителя.

Нельзя ему так волноваться. Возраст уже приличный, всё-таки.

– Венков было сорок, – в который раз старательно изобразила покаяние.

У отца задёргался левый глаз.