При этом Хаджар всем своим “я” ощущал, что это был не предел роста для Кецаля. И в этом тоже присутствовала своя загадка.
Хаджар никогда не слышал, чтобы Духи, призванные и созданные людьми внутри своей души, могли рости. Они на веки замирали в той форме, в которой впервые появились.
Но, видимо, этот непреложный закон каким-то чудным образом миновал Кецаля.
— Отправишься ты вновь со мной в битву, пернатый друг, — Хаджар протянул к кронам руку.
В отличии от адептов, населявших Семь Империй, Хаджар не забирал силу у Духа. Он не “заставлял” его биться на своей стороне, не использовал как бездумный и бездушный инструмент.
Нет, обученный орками, осознавший очертания Пути Предков, которые бились со своими Духами бок о бок, Хаджар всегда призывал Кецаля на битву.
И если тот соглашался, то Хаджар отдавал Духу свою силу. А тот, в свою очередь, расставался с собственной. И в таком постоянном, непрерывном обмене, они находили гармонию и мощь их союза утраивалась.
Взмахнув прекрасными крыльями, Кецаль огласил бескрайние травяные равнины пронзительным:
— Кья, — и, обвив Хаджара длинным хвостом, взмыл в небо.
— Простой Дух-Зверь, — засмеялся Брустр. — Я ожидал от тебя, Орун, чего-то более… грозного.
— Приглядись внимательно, Брустр, — Король Эльфов указал на раскрывшую позади юноши крылья птицу. — Разве ты когда-нибудь видел Духов таких размеров?
Глава Хищных Клинков и хотел возразить, но не мог. Он действительно никогда не видел, чтобы чей-то Дух-Зверь был настолько огромным. И, кроме того, стоило ему распахнуть крылья, как по озерной глади прошла мелкая, едва ли заметная рябь.
Но даже так — это было невероятно и практически невозможно.
Только в самых старых легендах, настолько старых, что они упоминались лишь в запретных для народа хрониках эпохи Ста Королевств, присутвовали какие-то намеки на героев прошлого, чьи Духи могли влиять на реальность.
Чем, ко всем демонам, Орун занимался с этим простолюдином на проклятой Горе Ненастья?!
— Боги и демоны…
— Что это такое?!
— Разве духа возможно так использовать!
И лишь Великий Мечник, видя происходящее, наконец улыбнулся.
— А теперь кусай его, щенок! — во всю мощь луженой глотки взревел, перекрывая ярость шторма, Орун.
— Я собирался припасти этот козырь до финала Турнира, но что поделать.
Хаджар, благодаря тысячам битв на грани жизни и смерти, всегда чувствовал, когда он мог позволить себе не сражаться в полную силу, а пытаться чему-то научиться в ходе сражений.
Сейчас же все его инстинкты буквально кричали о том, что если он не воспользуется всем, чем только можно, то создание из тени прошлого Горшечника не оставит от него и воспоминания.
То, что он применил в своей первой атаке, было лишь приветственной пощечиной. Толчком, которым дворовые ребята начинают свою потасовку.
Хаджар поднял руку.
Кецаль, издав очередной протяжный “Кья”, обвил запястье хвостом, а затем вспыхнул синим пламенем и завис над ладонью сферой энергии.
Хаджар провел левой ладонью над клинком и на черной поверхности меча появился узор. И если раньше он выглядел просто как устремившаяся в полет птица Кецаль, то теперь к ней добавились очертания небольшого дерева.
Пока еще без листьев, но Хаджар был уверен, что это временно.
— Путь воина духа? — создание явно было удивлено. — В мое время лишь немногие были достаточно сильны душой, чтобы сражаться вместе с духом. Видимо мир в тебе не ошибся…
— Мир?
— Я ведь уже сказал, Dlahi Hadjar, что я отвечу тебе лишь если ты исполнишь мое желание. И, прошу, не промахнись, — создание указало на бьющийся в груди демонический кристалл, заменявший ему сердце. — бей прямо сюда. А теперь — давай закончим все быстро. Я слишком долго ждал…
Существо направило на Хаджара свой посох. Оно опять что-то говорило, произносило какие-то слова, и Хаджар был уверен, что слышит их, но… не может осознать.
Нейросеть сбоила. И сам факт того, что вычислительный чип отвечал на запрос сбоем программы, несколько пугал.
Позади существа, собранного из осколков прошлого, клубились черные облака. Они скатывались в единую тучу. Та стелилась по земле и в тех местах, где она её касалась, почва буквально иссыхала.
Из цветущей, пышущей жизнью, сочной, она становилась сухой, разбитой трещинами коркой. Листья и деревья испарялись так быстро, что глаз не поспевал за их скоротечными метаморфозами.
Камни распадались на исчезающие осколки.
А затем изнутри облаков гнили и смерти появились покрытые струпьями, призрачные когтистые ладони. Они потянулись вперед. Каждая размером с лошадь. За ними показались и такие же, полные гнойников, разлагающиеся предплечья.
С них капала белесая субстанция. И, кто знает каким образом, но она буквально прожигала в земле уходящие куда-то очень глубоко, желоба.
И не нужно обладать способностью видеть сквозь Реку Мира, чтобы осознать, что ни одно живое существо, попавшее на пути капли волшебного гноя, не уцелело.
Затем существо что-то произнесло и объятья устремились в полет.