Сердце Дракона. Одиннадцатый Том. Часть 2

Но еще никогда он не видел такого взгляда, как у человека, сидящего напротив. Казалось, что он смотрит в глаза не живому существу, а чему-то… неосязаемому. Как если бы он смотрел на плывущие по небу облака или пытался разглядеть ветер.

— Попробуй, Хаджар.

— Если мы избавимся от той нечисти, которая захватила ваш рудник, то вы поможете нам в добыче материала для Сухашима?

Староста ответил не сразу.

— Зачем нам это?

Том вновь едва было открыл рот, но Хаджар в очередной раз слегка толкнул его потоком воли.

— Пойми нас, Хаджар, мы обычные крестьяне и работяги. Мы пашем землю, валим лес, пасем наши стада. Мы живем спокойной, мягкой жизнью. Женщины греют нам постель, а мы заботимся о них по мере наших сил. Даже оружия в наших землях ты найдешь с трудом.

— Это так, Гобен. Но времена меняются. Идет война с Ласканом.

— И когда она закончится, то никому, как и всегда, не будет дела до Сухашима, — староста, несмотря на жизнь в деревни, не был так глуп, каким его видел Том. — Если хочешь потратить свое золото, Хаджар, закопай его где-нибудь и нарисуй карту — пусть дети развлекутся поиском клада. Нам оно ни к чему.

Хаджар кинул быстрый взгляд на увесистый кошель, лежащий в центре столешницы. Затем он перевел взгляд на молодую жену Гобена.

Девушка прижимала ребенка к себе чуть крепче, чем следовало.

Он посмотрел и на старшего сына. Тот сжимал спинку отцовского стула так сильно, что белели костяшки.

Они боялись.

Как боялся и староста.

Просто он чуть лучше умел скрывать свои эмоции.

— Ты не глуп, Гобен, и понимаешь, что если бы все было так, то сюда бы не отправили ни меня, ни моего товарища.

Какое-то время они играли с Гобеном в гляделки.

— Я знаю, кто ты, Северный Ветер, — прошептал старик. — Победитель мертвой армии и Дерека Ласканского. Бывший генерал северных баронств, покрывший себя славой Безумца, проложивший себе путь кровью. Ты уничтожил секту Лунного Света, которая испокон веков искала лишь мира и спокойствия. Почему я должен верить тебе, воин? Я слышу честь в твоих словах, но твои поступки говорят об обратном. Ты — очередной кровавый убийца, которых я не мало повидал на своем веку.

Том приобнажил меч и мистерии, вырвавшиеся на волю, оставили длинные, тонкие разрезы на столешнице и стенах дома.

— Ты говоришь с учеником Великого Мечника, смертный. Человеком, который сражается за твою свободу и жизнь. Прояви уважение!

— Уймись, мальчишка, — Гобен, если и боялся, то был отважнейшим из людей, которых встречал Хаджар. Так дерзить адепту мог лишь храбрец или глупец. Староста глупцом не был. — ты младше моего сына. Ты гость в моем доме. Как смеешь ты обнажать здесь меч?!

Том сделал шаг вперед.

Хаджар тихо, едва слышно, прошептал:

— Достаточно, — его голос зазвучал штормом.

За порогом дома ударил гром. В вышине неба взревел разъяренный дракон.

На пороге, под аккомпанемент яростной, нео невидимой глазу бури, появился Белый Клык. Меч сверкнул в его руках.

— В-в-се в п-ппорядке, стт-тар-р-ик? — ломанным голосом спросил беловолосый мечник.

Позади него, держась одной рукой за плащ, стояла Лита. Свободной ладошкой она сжимала ало-золотой цветок.

— Спроси у Хаджара Дархана, Северного Ветра, все ли у нас в порядке? — прорычал Гобен.

В доме повисла тяжелая тишина.

Глава 1016

Глава 1016

— Я рад, что ты знаешь кто я, староста Гобен, — Хаджар поднялся. Он показательно повернулся спиной к Белому Клыку и скрестил руки на груди. — Тогда ты знаешь мою историю. И ты знаешь, что мой меч, если я так решу, не остановит ни беловолосой мечник за моей спиной, ни то, что обитает в ваших рудниках, но то, что скажут обо мне люди, случись мне залить кровью все земли вокруг Сухашима и утопить её в ней.

За воротами сверкнула молния. На ясном, чистом, полуденном небе, откуда-то из глубин далекой синевы, вдруг сорвалась черная вспышка, вытянувшаяся длинным драконом.

— Отважные слова, Хаджар Дархан. Не страшно их произносить простому смертному?

— Ах ты… — на этот раз Хаджару не пришлось одергивать Тома. Он и сам понял, что с Белым Клыком в сенях как-либо проявлять недовольству в сторону Гобена будет чистым самоубийством.

— Ты назвал этот юношу мальчишкой, Гобен, и это так, — кивнул Хаджар. — Но в те времена, когда тебе было двадцать, а мне — шесть лет, я уже воевал за свою страну. Когда тебе стукнуло тридцать, и ты всю жизнь провел с женщинами, мне было шестнадцать и я воевал за свою страну. Когда тебе стало пятьдесят, я воевал за свою страну. Каждый год твоей жизни, которую ты провел в покое тяжелой работы на своей земле, я воевал за свою страну. За страну, в которой живешь ты и твои дети. Будут жить твои внуки.

— Хочешь сказать, Безумный Генерал, что твой долг выше моего? — Гобен поднялся с места. Засторелые обиды, которые он лелеял внутри себя, прорвались наросшим гнойником. — Пока ты проливал кровь на чужие мечи, я проливал кровь на родную землю. Пока ты топтал ногами чужие просторы, я возделывал родные. Пока ты дрался с врагами, я дрался с волками и кабанами. Я взращивали пищу для людей нашей страны еще с тех времен, когда тебя еще не было на этом свете.