Будто боги действительно соли с Седьмого Неба и перед глазами смертных устроили свою битву.
Прикрыв глаза, Хаджар словно исчезал внутри… нет, не потоков Реки Мира, а самого окружавшего его мира. Его душа растворялась в ветре, который проникал внутрь его тела и устремлялся к небу.
И вместе с ним в этом небе исчезал и Хаджар.
Он был там. На этом небе. Он чувствовал как облака, будто плиты континентов, сталкивались и как снег зарождался в их недрах. И он чувствовал эти облака. Чувствовал, как они лежали на плечах могучего титана, который нес их над всем миром, даже не замечая веса.
Чувствовал, как этот же титан, порой свирепый, как лев, а иногда кроткий, словно домашний котенок, присутствовал всюду в этом огромном безымянном мире.
Разом. Везде. Одновременно и одномоментно.
Хаджар чувствовал его покой и его ярость.
Вбирал в себя каждое мгновение, которое с самого рождения провел рядом с этим титаном.
Он пытался услышать его … понять его… осознать его имя.
Шкала впадения в состояние медитации Гусеницы и Бабочки стремительно заполнялась, но Хаджару было все равно. Он должен был… должен был…
И тут он посмотрел вниз. Себе под ноги.
Или, может, посмотрел на верх.
Или прямо перед собой.
В сторону или назад.
Он не знал, куда именно смотрел, но видел белого волка. Волка, который пришел умереть в битве.
Хаджар не хотел его убивать, но должен был подарить как можно более быструю смерть. И тогда он обратился к титану за помощью.
И ему ответил старец с лютней в руках. Он положил в протянутые руки Хаджара обжигающую полоску стали, которую предварительно вытянул изнутри самого Хаджара.
Хаджар схватил её и соединил со своим мечом.
Его брат уйдет быстро и безболезненно. И, однажды, они встретятся вновь.
Огнешь смотрел на то, как молнии кружили в небе над головой Безымянного Генерала. Спиралью они сужались, пока, как сперва показалось, из их центра не ударил поток синего света. Но, стоило присмотреться, становилось понятно, что это не поток света, а тысячи, сотни тысяч и мириады синих молний, которые без устали били в острие подставленного под них клинка.
Их чириканье, сперва похожее на пронзительный крик птицы, вдруг громыхнуло самым сильным и яростным ударом грома, который только слышал в своей жизни Огнешь.
Кровь потекла из его ушей.
Задрожали стены Сухашима.
Вспенилась морская вода и огромный волны хлынули на берег, чтобы разбиться о фигуры орков, что-то вопящих и потрясающих оружием.
А затем, когда все на мгновение стихло, то Огнешь увидел лишь застывшего в прыжке белого волка и рассекшего его белую молнию.
Он не то что не увидел и не смог почувствовать стремительного рывка Безумного Генерала. Но несколько секунд его разум отказывался осознавать того, что Безумный Генерал переместился с одного каменного клыка, на другой.
Он медленно убирал меч в складки одежд, сформировавших ножны.
За его спиной изнутри огромного белого волка падал на землю пронзенный мечом орк. И кроме одной, маленькой раны прямо на сердце, казалось, не было ни одного другого видимого глазу повреждения.
А затем, еще до того, как орк коснулся земли, над поединочным кругом, вдруг, расправил крылья огромный дракон.
Сотней метров в длинную, десять в ширину он вытянулся куда-то на восток и устремился в полете полным хищной красоты и ярости.
Он рассек огромные волны цунами. Его крылья - жгучие молнии, испарили воду в море до такой глубины, что только через два удара сердца кипящее море смогло закрыть обнаженное дно.
Но полет дракона не остановился.
Его тело - потоки синего ветра, похожие на меч, пронзили десятки километров, а затем, где-то над землями Ласкана, они взорвались смерчем, разорвавшим землю и облака.
И, когда все стихло, Огнешь смотрел на то, как Безумный Генерал, сидя на земле, держал орка. Он прижимал его к груди, удерживая в полусидячем положении.
- Скажи… брат мой… я сражался… достойно? - Степной Клык говорил медленно. Чавкая и с трудом размыкая губы.
Хаджар проглотил комок в горле.
- Достойнее, чем кто бы то ни был, брат мой.
- Это… хорошо… значит, предки… примут и… простят.
- Они будут горды тобой, - Хаджар прижимал к себе Степного Клыка так сильно, будто надеялся, что сможет удержать тлеющую жизнь в теле старого друга. - И тысячи лет о тебе будут петь песни свободные охотники. И слава степных орков никогда не угаснет. Пройдет сотня эпох, но о вас будут помнить.
- Да… - протянул Степной Клык. - окажи мне… последнюю услугу… брат…
- Какую?
Степной клык взглядом указал чуть дальше на северо-восток. Туда, где находились его родные степи.