Где-то глубоко внутри Хаджар нащупал, ощутил, увидел — он пока не мог подобрать этому чувству нужное слово. Так или иначе, он словно мысленно взял в руки “меч”. Не тот, металлический, звенящий о кинжалы в песке, а внутренний. Тень от тени духа меча, сокрытого в мировой реке.
Мысленно Хаджар приложил этот “меч” к простому — металлическому. А затем сделал один-единственный взмах. Этот простой удар, не подкрепленный никакой техникой, выглядел как легкая полоска ветра, летящая в сторону Шакха. Вот только силы было в ней столько, что она развеяла песчаную бурю и потянула ее за собой единым, коричневым шлейфом.
У многих зрителей сердце пропустило удар.
Ильмена схватилась за кинжалы, а островитянин выставил перед собой посох.
Шакху же показалось, что к нему летит вовсе не удар меча, а спрятанный в ветре разъяренный дракон. Он тут же воздвиг перед собой самую плотную и тяжелую песчаную стену, на которую только был способен, но еще до столкновения было понятно — ее не хватит, чтобы остановить удар.
Внезапно на арене будто вспыхнуло небольшое солнце.
Шакар, держа перед собой окутанный золотым сиянием палаш, встретил удар Северянина. Полоса ветра ударила в скалу из золотого солнечного сияния. Что мог сделать простой практикующий лучшей защитной технике Шакара? Пожалуй — ничего.
Но в ту же секунду, как сформировалась золотая скала, укрывшая погонщика и его племянника, Шакар ощутил, как в полоске ветра рвется наружу нечто настолько острое, что было способно рассечь не только технику золотой скалы, но и саму гору.
В последний момент Шакар развернул палаш и вместо того, чтобы заблокировать удар — парировал его все тем же золотым сиянием.
Удар, растерявший добрую часть силы и скорость, пролетел еще не меньше пятидесяти шагов, пока не истаял в воздухе.
— Дядя, — начал было Шакх, но не договорил, наткнувшись на осуждающий взгляд Шакара.
— Северянин победил, — прозвучал непреклонный вердикт.
В последнем, несмотря на то что на Хаджаре живого места от крови и порезов не было, никто не сомневался. Каждый из зрителей в последнем ударе иностранца увидел кусочек собственной смерти.
Глава 263
Шакар убрал палаш в ножны и повернулся к Хаджару и островитянину. В глазах караванщика не было особой радости. Несмотря на то что в этот раз ему удалось заполучить в охрану двух весьма крепких ребят, он все же ощущал, как подвел племянника. На Шакха в этот момент было страшно смотреть.
Казалось, у мальчишки вся жизнь рухнула в одночасье. Да и Ильмена выглядела не лучше. Видимо, если что и объединяло этих двух, так это желание сбежать из родного города и отправиться в опасное путешествие.
— Завтра на рассвете я буду ждать вас у южных городских ворот, — сухо произнес Шакар, — не опаздывайте.
Подняв с песка кафтан и повязав на волосы тюрбан, адепт забрал с собой племянника, и те удалились в сторону ближайшего кабака. Вернее того, что в Лидусе являлось бы кабаком, а здесь называлось так заумно, что у Хаджара язык не поворачивался произнести.
Следом ушла Ильмена, напоследок бросив в сторону Хаджара полупечальный, полузаинтересованный взгляд. Хаджар же, вздохнув, почесал дрыхнущую Азрею за ухом, оделся и отправился в противоположную от Шакха и Шакара сторону. Не то чтобы он их избегал, но считал, что достаточно потрепал нервы мальчишке.
Причем, как оказалось — зря. Понять суть техники он так и не смог, так что понапрасну испортил отношения с караванщиком (тот явно дорожит племянником) и впустую проливал свою кровь.
— Проклятье, — вздохнул Хаджар.
Зрители тоже постепенно расходились. Некоторые, кто поцелее, помогали охранникам нести тело к отчему дому. Делалось это буднично и практически безэмоционально. Все же менталитет здесь сильно отличался. Но Хаджар уже почти привык. Можно было даже сказать, что здесь ему было проще, чем на родине.
Ну или просто чувство вины не могло догнать Хаджара, заплутав где-то среди скал и песчаников.
На город уже опускались сумерки. Хаджар слегка поежился под холодным северным ветром. Такая вот особенность пустыни — днем можно умереть от жары, а как спрячется солнце — от холода. Ну или от когтей мириад тварей, обитавших на бескрайних просторах Моря Песка.
Что удивительно, именно с приходом мороза оживлялись улицы приграничного города. Зажигались огни, на базаре начиналась торговля, слышались отголоски чьих-то гулянок в чайных и кабаках. Играли музыканты, кружились в танце бронзовокожие красавицы и сверкали на их лодыжках тяжелые, золотые браслеты. Их звон весьма мелодично вливался в общую симфонию.
Подойдя к двери кабака (плотной циновке, повешенной на уже давно проржавевшие гвозди), Хаджар резко обернулся. Кроме пробегающих рядом детей со сверкающими огоньками и томно улыбающихся девушек, никого больше не было. Но развитое за годы службы чутье подсказывало бывшему генералу — в кабак он пришел не один.