— Это не глупо, Хаджар, — покачал головой Хельмер. — это гениально. Гениально потому, что если бы ты поддался инстинкту и попытался освободить своих родных — то план Дергера увенчался бы успехом.
Сердце Хаджара дрогнуло.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что ты и так уже понял. Бутон Ледяной Скорби способен удержать чужую душу внутри не живого и не мертвого тела. Но он настолько хрупок, что простая царапина способна расколоть его на тысячи осколков и уничтожить содержимое. Твою жену и ребенка не ждал бы круг перерождения. И та судьба, на которую ты был готов, когда решил предать свои клятвы, ждала бы их из-за тебя самого. Ты бы убил их своими руками. И, тогда, умер бы сам, не выдержав осознания содеянного, либо вновь вступил на путь мщения. В любом случае — Дергер бы оказался в выигрыше.
— Мщения… кому и зачем.
Вместо ответа Хельмер протянул Хаджару клочок пергамента.
— Она его оставила.
Она…
Нет…
Но Хаджар знал, что это было так. Он чувствовал её пламя, исходящее от записки. Так же, как ощущал её запах в разрушенной избе.
Просто не хотел в это верить.
И, все же, он взял пергамент, развернул и прочитал.
“
Хаджар впервые видел почерк Азреи.
И та боль, которую он испытывал от одного его вида, была несравнима. Несравнима ни с чем, что он испытывал в своей жизни.
— Нет ничего страшнее, Хаджар, чем отвергнутая женщина, — Хельмер продекламировал, старую, как мир, мудрость. — мне жаль, Хаджар. Действительно жаль.
— Она не знала… — Хаджар не знал, кого он убеждал в большей степени — Хельмера или себя. Может, сразу обоих. — не знала, что Ледяную Скорбь можно разрушить и… — тут Хаджар осекся и еще раз посмотрел на демона. Тот все так же стоял в темном углу. Его правая рука — скрыта под серым плащом. В левой покоилась кровавая сфера. И алый глаз сверкал из-под шляпы. — план Дергера
— Выгода? — переспросил Хельмер. — не забывай, Хаджар, ты и так обязан выполнить одну мою просьбу, — Хаджар помнил уговор, который они заключили в Грэвэн’Доре, обители Ана’Бри. — так что мне от тебя ничего не нужно.
— Тогда — зачем?
Хельмер вздохнул и ненадолго закрыл один свой глаз.
— Я не святой, Хаджар. Далеко не святой. И большая часть историй, которыми пугают детей от моего имени — истина. Некоторые даже преуменьшение, но… у меня свой путь. Своя честь. И я следую ей. Но то, что сделал Дергер… если бы он убил твои родных, я бы тебе даже не намекнул на его вмешательство. Но заставить человека, дав ему надежду, отнять жизнь у самого ценного собственными руками, чтобы просто посмотреть, как тот будет дергаться приколотой булавкой бабочкой… это бесчестно. И это не достойно ни бога, ни демона. Это слишком… человечно. Так что веришь или нет, но я сейчас поступаю так, как поступаю лишь потому, что мне так велит честь, — и Хаджар, почему-то, верил. — С куда большим удовольствием я бы сейчас купался в ванной из крови девственниц… с парой этих самых девственниц.
И в это Хаджар тоже верил.
— Значит…
— Значит, — в который раз перебил Хельмер. — то, что ты сейчас меня не слушаешь, можно списать на легкий шок. Повторю еще раз — все, в этом мире, существует за счет равновесия и баланса. Цветок Ледяной Скорби — олицетворения льда. И, значит, разрушить его чары можно не только убив того, кто их использовал, но еще и…
— Цветком, чей стебель, выращен из дыма и пепла тысячи тысяч расплавленных клинков, а бутон из пламени, пылавшего с начала эпох в кузнечном горне, — прошептал Хаджар. Он вспомнил. Вспомнил произошедшее так много лет назад. И лишь надеялся, что еще не поздно. — Отправь меня в мир Духов. В рощу Теанта.
И вновь кровожадная улыбка.
— Торопись, Хаджар, — и Хельмер взмахнул кровавой сферой.
Глава 1200
Здесь все выглядело так же, как и запомнил Хаджар. Будто не прошло тех десятилетий, что минуло с тех пор, как сюда спустился человек, несущий с собой огненный цветок.
Хаджар даже увидел собственные следы, которые вели в глубь темнолесья приграничья Тир-на-Ног, прекрасного города, где никто не стареет, где веселью нет конца, где самые прекрасные из юношей и девушек пью лучшее вино из бокалов, что наполняют сами себя.
И два трона стоят в двух частях города.