Сердце дурака

- Быть сволочью всегда проще. Чтобы полюбить людей и животных, нужно - или быть большим дураком, или стать мудрецом. И то, и другое накладно и требует определенных усилий. Добро же, совершаемое большинством, чаще всего вырастает из ординарных корыстных побуждений, то есть из зла. И это нормально, как нормальны по отношению к требуемым моральным условиям общества все мы. Так по тесной лестнице подземки все двигаются в строго указанном направлении и со средней скоростью, нагруженной бакалеей домохозяйки. Сами понимаете, скорость эта в разное время при разных условиях будет иная, не говоря уже о том, что подземкой может с успехом управлять и домохозяйка. Все мы в детстве, в стадии наивности, редко обретаем себя, стремясь поскорее отрастить локтевые мускулы, чтобы первыми спуститься по лестнице в стадию цинизма. Затем, обычно нам не хватает умственных сил подняться, соединив в себе наивность и цинизм, доброту и мудрость. Многие, не сумевшие превозмочь время, предпочитают встать в стороне, и лишь единицы бросают вызов мельничным жерновам. Может быть, и мне, сидящему в стороне, сподобится убить дракона. Пока же короткие реплики, сказанные миллионам, успокаивают мою совесть. Это дает мне право назвать себя в некотором роде писателем. Надеюсь, что когда-нибудь у меня хватит сил написать стоящую книгу, где я попробую сказать: "Я часть загнивающей цивилизации, которая никого не любит и не боится, разве что мазохистски страдает от сознания собственной ненужности и меланхолии". Когда-нибудь я не дам нажать на кнопку всей этой банде педерастов и отсидеться в теплом клозете противоатомного логова. В этом году, после долгих проволочек и проверок, мне удалось побывать на нашей ракетной базе, расположенной на территории одной из союзных республик. Пожалуй, сейчас меня волнует только эта тема: соотношение полной покорности и нищеты, с одной стороны, и превосходство номенклатурной тупости - с другой. Но, думаю, не надолго, вот только допью свое пойло, залимоню глаза и прикорну у материнской груди нашей самой... демократии. Выпей за меня, выпей за свое здоровье. Это верное средство против скуки, да и против нас самих. Не увлекайся этим, дружок, как бы тебя не пинала жизнь, хотя бы из чувства противоречия. И спаси тебя господь от равнодушия, лени и меланхолии, а подлость тебя сама найдет. Аминь.

И Гудвин, не прощаясь, довольно бодро протопал на выход, заказав мне по пути литровый бокал лимонного сока. Равнодушная соседка не вынесла долгого ожидания и одиночества, и, видимо, находясь под впечатлением его логики, рванула за ним, слегка обернувшись у дверей. Но меня устраивала дармовая выпивка, и я навязываться к ним в компанию не стал. Вскоре ко мне причалила другая птичка, которой я скормил нетронутое пиво, поцеловал в щечку и тронулся в путь.

Вечер. Холодный дождь смыл весь туман, обнажив каменный остов огромного города, подрумяненного в покойницкой рекламной зари. Нескончаемое море соблазнов сулили сияющие надписи в выси, но я к ним быстро привык после того, как чуть не расшиб лоб, изучая рекламу противозачаточных средств. В общем, все складывалось как нельзя лучше. Я был включен в список студентов первого семестра, обеспечен неплохим жильем из двух просторных комнат, выходящих окнами в пригородный сад, наличной суммой в размере ста с лишним талонов и оптимизмом, положенным мне в этом возрасте. Я шел по скользящему вниз тротуару, насвистывая немудреный мотивчик песни-однодневки, и желал себе хотя бы таких же успехов в ближайшие пару веков. Но я не особенно пыжился, понимая, что время и люди преподнесут мне еще немало сюрпризов, наверняка более неприятных, чем нужных мне. Поэтому я, несмотря на свой бесшабашный вид, был готов в меру своей подготовки дать отпор окружающим нас соблазнам и злу, помогая Джеймсу Гудвину в его проповедческой миссии укрепления духа в собственном лице. Где-то он сейчас, бедняга, мается? В роскоши собственной виллы, у семейного очага, в окружении близких друзей? Представляю, как он заморил их своими антиобщественными разговорчиками, пессимизмом и антиалкогольной болтовней. То-то он боится выходить в люди без грима и в парадном барахле. Да, не всякий его поймет. Тем паче, что большинство вообще не понимает никого, и не желает понимать. Сложно ему, недотепе, разве что остается книжки кропать. Вот только те, кто развел этот бардак, его бредней в упор не читают, а те, кто читает, императорами не станут, и ничего не смогут изменить. И подбадриваемый этими веселенькими мыслями, я рванул по распрекрасной Гороховке в дежурный кинотеатр, где два сеанса подряд любовался Бондом Д. в боевике "Секретная служба": уж он-то знал с какой стороны смотреть на мир.

Около полуночи я возвращаюсь к себе. Осторожно, чтобы не разбудить вахтера, поднимаюсь на второй этаж, вхожу в комнату. Дождь стучит по подоконнику, по стеклу протянутых к листьям рук, размывает уставшее тело, наконец, уходит вниз.

В небе с бриллиантами