Сердце генерала Гурова. Истории из жизни репортёра (СИ)

— Очень хорошо встретили! Только поначалу работников наградного отдела моя красноармейская книжка смутила. В ней фотография 1941 года была вклеена. Худой я на ней! Сам на себя не похожий. «И вы с этой книжкой, — удивляется беседовавший со мной сотрудник отдела, — приехали звание Героя Советского Союза получать?» А другой-то нет. Ну, вернули мне ее и объясняют: 5 июня вам надлежит прибыть в бюро пропусков возле Спасской башни. Там для вас заготовят пропуск в Кремль. Пришел я 5 июня — считай, через месяц после Победы, получил пропуск, и в десять утра нас, ожидавших награждения, пригласили в Октябрьский зал Кремля. Со мной, кстати, в этот день награду получал трижды Герой Советского Союза летчик Покрышкин. Какой-то высокий орден ему вручали. Уж не помню, какой конкретно.

— Сам Михаил Калинин награды вручал?

— Калинин болел. На награждение вышли секретарь Президиума Верховного Совета Горкин и председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР Куусинен. Он как раз и прикалывал мне на грудь Золотую Звезду и орден Ленина.

— Вы волновались?

— Волновался!

— А чего вам, фронтовику, было волноваться?

— Как чего, — смеется генерал. — Очень уж торжественно все было. Кстати, после того, как зачитали указ о присвоении мне звания Героя, Куусинену поднесли наградную грамоту в твердой обложке, на которой были сложены Золотая Звезда, орден Ленина и две медали «За отвагу». Меня ими наградили в 43-м и в 44-м годах, но вручить не успели.

— Насколько я знаю, Николай Гаврилович, за награды в те годы полагалось денежное вознаграждение.

— Полагалось: 25 рублей в месяц — за Звезду, 25 — за орден Ленина и по десять рублей — за медали «За отвагу». Так что в общей сложности я ежемесячно получал 70 рублей.

— Что на них купить можно было?

— Хорошие кожаные туфли фабрики «Скороход», например.

— Вернувшись в училище, на занятия со Звездой Героя ходили?

— Конечно.

— Вам завидовали?

— Как я могу сказать… В общем-то, не чувствовал зависти.

— Вы были единственным Героем Советского Союза?

— Сначала да. Потом прибыли разведчик из нашей бригады Вася Демченко и киевлянин Леша Сахорский — и в училище стало трое Героев.

«Я немцу дал по морде, а он, оказывается, просил, чтобы его перевязали»

— А теперь давайте о фронте вспомним: когда вас в действующую армию призвали?

— В 1942 году, после окончания курсов шоферов. Но шофером служил я недолго: сначала командир минометной роты поставил меня наводчиком 82-миллиметрового миномета, затем — командиром минометного расчета, а при форсировании Буга, после чего и последовало представление меня к званию Героя, я уже исполнял обязанности командира взвода.

— Я читал, что именно вы первым переправились через Буг.

— Да. С группой из пятнадцати бойцов.

— Ночью переправлялись?

— Ночью. А утром нас засекли немцы и на берегу завязался бой. Начальный его период очень жарким был. Доходило и до рукопашной.

— Прямо дрались?

— И такое было. Я одному немцу дал по морде. Он потянулся к поясу, я и подумал, что за пистолетом тянется. И приложился. А его ранило и он, оказывается, просил, чтобы его перевязали. Немец перевязочный пакет хотел достать.

— А вы его по морде!

— Ну да, — смеется Николай Гаврилович. — Я ж не сразу понял, что ему надо.

— А когда поняли, перевязали?

— Перевязал! И стали мы дальше продвигаться — вглубь берега. Преследовали откатывавшихся немцев, которые не могли поверить, что их бойцы Красной Армии атаковали. Фашисты были убеждены, что бой завязали партизаны, а Красная Армия еще далеко от Буга.

— Получается, вы оказались на острие удара целого фронта!

— Получается так.

— Большие потери ваша группа понесла?

— Потеряли одного человека: из окна штаба, к которому мы подобрались, немец почти в упор выстрелил.

«Никто из нас не думал о геройстве»

— Ваши решительные действия сразу были отмечены командованием?

— Сразу. После боя приехал командир бригады, построил, поздравил. Хотя никто из нас тогда не думал о геройстве. Обычную работу выполняли: захватив плацдарм, обеспечили переправу через Буг всей бригады. А вскоре и к Днестру вышли. Помню, дождь проливной лил. А тут приезжает начальник политотдела бригады и кричит: «Лобачев! Кто Лобачев?» Я отозвался. «Наградные документы на тебя, — заявляет прибывший комиссар, — лично Конев подписал».

— Это был…

— Март 1944 года.

— Вам было страшно на войне, Николай Гаврилович?

— Конечно, боялись. Психическое напряжение сильное ощущалось. В окопе, правда, спокойнее себя чувствовали. А как оторвешься от окопа, закричишь «Ура! Ребята, за мной!»…

Собеседник прерывает рассказ и вытирает глаза. Я понимаю, что он снова там, на войне. И не может высказать словами свое состояние. «Пора заканчивать беседу», — мелькает мысль, и я задаю последний вопрос:

— Вы всегда верили в победу?

— С первого дня войны верил! — решительно отвечает Герой. — Ни на единый момент не усомнился!

2005

Личное дело