— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, дартанец! — вспылила она. — Так или иначе, для меня ты только ЕГО шпион! Чему я положу конец, как только эта дубина меня отпустит! — Она шипела от ярости. — Во имя Шерни! По закону я письменно отказалась от его фамилии и вернула ему свободу! А взамен взяла свою собственную! — Она аж задохнулась от негодования. — Взяла не для того, чтобы какой-то алебардник и шпион ее изгадил!
— Почему Трибунал не стал ждать, пока Охотница приведет их людей к нам? — спросил Глорм в надежде развеять последние сомнения и заодно отвлечь внимание армектанки.
— Почему? — воинственно спросила она.
— Ты, ваше благородие, слишком долго торчала в гостинице, ничего не делая. Оказавшись там, я было подумал, что единственная твоя цель — напиться пива. Тебя нашли значительно позднее. Откуда им было знать, что ты приехала в Громб ради встречи с друзьями?
Она встревожилась.
— Кажется, я знаю откуда… Шернь, я поверила офицеру, подумав, что договор с ним нерушим.
От досады на себя она начала злиться.
— Ну, комендант, на этот раз я сделаю все, чтобы у легионеров были серьезные основания невзлюбить меня.
— Этот паренек мне нравится, — негромко сказал Глорм, когда дартанец и Каренира заснули. — Как думаешь, он лжет?
— Вряд ли, — ответил кот.
— А может, мы именно сейчас угодили в ловушку, Рбит? Может, это настоящий и единственный шпион Трибунала?
— Дартанец? С перстнем Байлея? Сейчас за нами нет слежки. Вряд ли он действовал в одиночку. Довольно только не спускать с него глаз, чтобы помешать любым намерениям, направленным против нас. Что он может сделать? Отравить нас? Задушить?
— И то правда.
— Спи, Глорм. Я посторожу. Потом разбужу тебя на смену.
Глорм ухмыльнулся и опустил голову на руки, лежащие на столе.
— Рбит, — глухо произнес он. — Помнишь, как мы первый раз стояли на страже в горах? — Он закрыл глаза. — Ну и боялся же я тогда…
4
Стояла середина лета, день был пасмурный, незаметно подступили хмурые громбелардские сумерки. Мелкий, надоедливый дождик моросил с полудня, не ослабевая и не усиливаясь. Он монотонно шелестел на ровном ветру, разжижая горный тракт в грязь.
Сквозь шум ветра и шелест дождя послышался топот копыт. Он раздавался все яснее и ближе, потом внезапно умолк. Последовало конское ржание, а затем снова топот. Теперь ему вторил отдаленный отзвук, будто множество лошадей неслись по тракту галопом. Но звук был малоотчетливым, больше похожим на фон грозовых раскатов.
Дорога вела через небольшой перелесок в несколько хилых деревьев, и все же угрюмые горные ели не позволяли разглядеть всадника, пока он из-за них не выскочил. Конь заржал болезненно и отрывисто. Животное споткнулось и остановилось. Всадник оглянулся, натянул вожжи, покрытые пеной и кровью, и спрыгнул на землю. Конь опустился на колени, качнулся и завалился на бок.
— Проклятие! — воскликнул всадник, отскакивая в сторону и выхватывая меч.
Певучий язык солнечного Дартана звучал в этих краях по меньшей мере странно. Но похоже, этот язык обладал магической силой, так как из-за поворота дороги, извивавшейся серпантином к северу, с грохотом вылетел могучий отряд. Судя по всему, человек не заметил их. Поглощенный погоней, он, с мечом наперевес, ждал своих преследователей. Они не заставили себя ждать. Несколько всадников в шлемах и серых накидках появились из-за деревьев. Человек принял боевую стойку, приготовившись отразить нападение, однако на лицах его преследователей отразилось недоумение. Люди придержали своих лошадей, вглядываясь в то, что находилось где-то там, за спиной хозяина павшей лошади. Он обернулся и радостно вскрикнул, отпрыгнув в сторону к каменной стене на обочине дороги.
Несколько десятков всадников промчались мимо, налетев на легионеров, спешно пытавшихся укрыться среди деревьев. Кто-то пронзительно завопил, несколько раз лязгнуло железо, снова вскрик — и стало тихо. Всадники спешились. Отряд был отлично вооружен, в кольчугах и с мечами; у каждого седла висел арбалет. Несколько человек, отбросив за спину серые и коричневые плащи, такие же, как у солдат, бросились к чудом уцелевшему путнику.
— В последний момент! — сказал Вилан, сделав шаг навстречу и убирая оружие в ножны.
— В последний! — крикнула Каренира. — Ради всех сил, ты что-нибудь умеешь, кроме как приводить меня в бешенство?! Герой, да?
— Не сердись на меня, ваше благородие…
— С ума можно съехать, — выпалила армектанка. — Что бы он ни делал, все время слышу одно и то же — «не сердись» да «не сердись»!
— Мне что, тоже не сердиться? — сухо спросил Басергор-Крагдоб. — Ты безрассудный человек, Вилан. Ведь это не ты должен был ехать в Рикс.
— Ваше благородие, — сказал дартанец, — я готов понести любое наказание, какое ты сочтешь справедливым. Я нарушил приказ. Но какое-то время я еще остаюсь на службе у его благородия Байлея. И буду брать на себя любую опасность, которая может угрожать Охотнице.
— Безрассудный ты человек, Вилан, — повторил разбойник.
— Безрассудный? — продолжала злиться Каренира. — Да он сумасшедший!