Сердце и корона

Кстати говоря, Бустилон покинул родной город из-за скандала, который поднялся, когда выяснилось, что он лишил чести несчастную графиню де Трейси, и на него обрушился гнев ее супруга. Маркиз де Бустилон позорно сбежал, решив попытать счастья в столице. И счастье тут же поплыло ему в руки. Королева Алисия пожалела и обласкала его, заявив, что уверена — маркиза оболгали клеветники. Злые языки вынуждены были умолкнуть. Бустилон мгновенно очаровал родовитых девиц, которых встречал на балах и обедах. Внешностью он обладал яркой, приметной, черные глаза горели, орлиный нос придавал ему странное грубоватое своеобразие, а вызывающая улыбка наглеца выдавала отсутствие переднего зуба, не пережившего встречи с графом де Трейси, которая вообще могла стать для маркиза последней.

Не избалованные вниманием, привыкшие к чопорному окружению юные придворные дамы одна за одной слагали оружие. Кроткая Луиза де Тэшкен влюбилась в него безумно, и маркиз благосклонно принимал ее чувства, так что она едва ли не теряла голову.

Маркиз де Бустилон быстрым шагом приближался к зале, где уже давно собрались гости королевской семьи. Он сознавал, что опоздал, и ему не будет прощения. За это, естественно, не казнят, но он заслужит еще один минус в свое и без того невыигрышное досье. Королева Алисия могла сердиться на него с полным правом, и она была капризна и взбалмошна. Бустилон передернул плечами. Получить приглашение на королевский бал и опоздать! Вдруг впереди себя он увидел молодого человека, не спеша оглядывавшего гобелены. Он, похоже, также приехал поздно, но не делал из этого трагедии. Полной достоинства походкой он приближался к двери, и через мгновение лакей распахнул бы ее перед ним с поклоном. Однако маркиз ускорил шаг и поравнялся с ним.

— Позвольте, — прошипел Бустилон, пытаясь отодвинуть юношу локтем и проскользнуть раньше него. Молодой человек склонил голову набок, измеряя его взглядом, в котором не было восхищения.

— Не стоит торопиться, сударь, — холодно произнес он. — Так или иначе, вы прибыли позже меня, и позже всех. Излишняя спешка лишь изобличит вас.

Он загородил собой проход, так что Бустилон не мог обойти его, не оттолкнув, и продолжил свой путь с нарочитой неспешностью. Бустилон был известным бретером, однако же затеять ссору в коридоре королевского дворца с первым попавшимся незнакомцем было чересчур даже для него. Он приостановился, делая вид, что засмотрелся на портрет Филиппа Четвертого. Дурное расположение духа лишь усилилось, и в сердце заклокотала бессильная ярость. Бустилон еще раз посмотрел вслед оскорбительно уравновешенному господину и почувствовал, что семя ненависти в его сердце пустило корни и пустило ростки. Ему не нужна была для того веская причина. Бустилон принадлежал к числу людей настроения, голос разума у ему подобных молчал, как убитый, предоставив страстям управлять поступками. Одной же из сильнейших страстей, управлявших маркизом, была зависть. Он не переносил чужих удач. Вот и сейчас, проводив взглядом незнакомца, он не мог не признать, что уступает ему и по красоте, и по изяществу, и по благородству манер. Память о высокой, тонкой и грациозной фигуре, исчезнувшей в бальном зале, подтолкнула Бустилона к высокому зеркалу в золоченой раме. Он повернулся вправо, влево, с неудовольствием отметил, что бальный наряд не идет ему, потому что его крепкое мускулистое сложение требовало скорее военного мундира и длинной шпаги. Он подошел к дверям ярко освещенного зала как раз, когда глашатай, ударив скипетром о пол, провозгласил:

— Антуан де Шантраз, граф де Рони-Шерье!

«Граф де Рони-Шерье, — пробормотал Бустилон. — Так вот, как его зовут».

Между тем, Антуан с трепетом оглядел залу: яркие цветные фонари, вышитые шелком геральдические цветы и птицы на портьерах, неторопливо скользящие в танце по золотистому паркету гости. Звонко пели скрипки, радуя слух нежными, но в то же время веселыми мелодиями. Антуан был впервые при дворе, и только третий день в столице. Несмотря на прошедшую в провинции юность, он получил воспитание не худшее, чем иные высокородные дворяне из свиты короля. Письмо матери, которая была в молодости фрейлиной королевы, открыло перед ним двери дворца, хотя Алисия так и не припомнила фрейлины по имени Селина де Шантраз. Ему было немного за двадцать, и природа не поскупилась, одарив его густыми золотисто-медовыми кудрями, ясными темно-голубыми глазами, выразительными чертами и мягким, но гордым нравом. Красотой он отличался поразительной, сразу обращая к себе полные восхищения взоры.

Король и королева восседали в конце зала, разодетые в бархат и шитый жемчугом атлас, в сверкающих золотых зубчатых коронах. Около них сидела принцесса, улыбаясь чуть напряженно, и ее глаза подернула дымка скуки. Этикет связывал ее по рукам и ногам. Ее развлекал беседой седовласый старец, позже Антуан узнал, что это первый министр Ги де Бонар. Принцесса повернула голову, и ее тонкий профиль проник в самое сердце молодого графа. «Она прекрасна, — подумал он. — Прекрасна и недосягаема».