Сердце января (СИ)

На улице уже пару дней хлестал проливной дождь. Природа словно взбесилась. Ветер гнул деревья, ломал их, подбрасывал листья, кружил, отрывал ветки и заставлял летать. Температура упала до десяти градусов. Для конца июня это было неприятно. Впрочем, Соня всё равно не планировала загорать. Однако, она упорно собиралась выйти на свежий воздух.

Стены квартиры стали её сдавливать, в какие-то моменты девушке казалось, что у неё развилась клаустрофобия. Или паранойя. Слёзы обиды застилали глаза, комок в горле мешал нормально дышать, появилась икота, но она упорно завязывала кеды.

Через полчаса она стояла у знакомой многоэтажки, смотрела на подъезд и не решалась войти. Ветер больно бил по щекам, мокрые волосы и одежда налипли, холод пробирал до костей. Она вздохнула и вошла внутрь.

Шум собственных шагов заглушал гул сердца. София тяжело взбиралась по лестнице.

Остановилась около старенькой двери, обитой грязно-бежевым дермантином, коротко постучала и натянула вымученную улыбку, как только услышала шум.

— Кто? — грозный женский голос заставил девушку вздрогнуть.

— Здравствуйте, Наталья Андреевна, — несмело поприветствовала Соня. — Можно с вами поговорить?

Женщина была недовольна появлением Дроздовой на пороге, и всё же впустила её в квартиру. Она хотела обсудить с ней некоторые вопросы, правда, не на лестничной клетке. Уши соседок были слишком чуткими.

Соня вошла внутрь, несмело остановилась у обувницы и решила, что не станет раздеваться. Её никто не приглашал дальше коридора.

— Я бы хотела спросить про Арсения, — отрепетированная уверенность сменилась дрожью. — Он вам не звонил?

Лицо женщины скривилось от открытой неприязни. Она неловко сложила руки на груди, переминаясь с ноги на ногу, фальшиво тяжело вздохнула. Ей хотелось казаться участливой, хотелось сгладить или даже избежать конфликт, хоть она и откровенно радовалась поступку сына. Арсений всё же внял её совету и заключил контракт с продюсером!

— Нет, Соня, не звонил, — Наталья сделала вид, что озадачена чем-то. — Думаю, тебе стоит его забыть. Он уехал покорять Москву. А там, как ты понимаешь, полно девушек.

— Но мы любим друг друга, — потерянно прошептала Соня.

Наталья фыркнула.

— Кто тебе это сказал? — грубо рявкнула она. — Кто? Сеня? Он и сам не знает, что такое любовь. Ты должна понимать, что он — восходящая звезда. Не нужно ему мешать, не стоит вставать у него на пути. Прекрати о нём спрашивать. Можешь считать, что для тебя Сени нет. Он найдёт себе ещё десять таких, как ты, даже лучше. И ты этому помешать не сможешь.

София слушала высокопарную речь и не могла понять: в какой момент Наталья Андреевна так ополчилась против неё? Что она сделала? Не поздравила с днём рождения? Так в этом был виноват Арс! Не помогла с выбором подарка для бабушки? И снова Хилин постарался!

— Я вас услышала, — по слогам ответила и выбежала из квартиры. Теперь непогода лишь помогала скрывать её состояние.

24

* * *

Соня

Головокружение прошло только к вечеру. Меня ещё несколько раз вырвало, а Арс с небывалым трепетом держал мои волосы и утешал. За четыре часа он влил в меня не меньше литра воды, заставлял измерять температуру, убаюкивал, как маленького ребёнка. И мне это нравилось. Забота казалось такой искренней, что я была готова снова ему поверить.

Мы сидели на кровати: Сеня позади меня, расставив ноги, а я опиралась спиной о его грудь, уткнулась макушкой в подбородок и не заваливалась на бок только благодаря его коленям. Он удерживал меня, словно кресло, и всячески отвлекал от мыслей о брате. Я должна была сходить на могилу и даже порывалась это сделать. Правда, сразу упала, ударила колено, за что получила нагоняй от Хила. Парень с нескрываемой обидой обвинил меня в халатном отношении к собственному здоровью и пообещал до понедельника никуда не выпускать. Так как сил на походы всё равно не осталось, я согласилась.

Спина и бока стонали, сигнализируя о том, что нагрузка на них уже являлась запредельной, поэтому пришлось менять положение. И Арс, конечно же, рулил процессом.

Огромный телевизор показывал романтическую комедию, и я чувствовала, как дрожит от смеха грудная клетка парня. В такие моменты единственное желание отчаянной птицей билось внутри меня: провести пальцами по его коже, ощутить вибрации.

Это было слишком интимно, слишком не по-дружески. И я не хотела, чтоб всё заканчивалось. Но мы оба знали, что рано или поздно нам придётся отлипнуть друг от друга. Видимо, Хил подумал о том же, поэтому решил перевести молчание в интересную беседу.

— Знаешь, я всегда хотел спросить, — прошептал он. — Ты писала мне тогда полгода? Или год?

— Восемь месяцев, — словно на автомате подсказала упавшим голосом. Воспоминания холодным вихрем закружились в голове.

— Почему ты перестала писать?

Вопрос мучил и меня на протяжении остальных четырёх лет нашей разлуки. И я не могла точно определить причину. Начала жить дальше? Вряд ли моё существование сошло бы за полноценную жизнь. Забыла? Скорее наоборот.

— Наверное, — размышляла вслух, — очень сильно сказались пара разговоров с твоей мамой.