Третья группа, напротив, утратила веру и отвернулась от богов. Эти люди считают, что, раз уж смерть все равно неизбежна, нужно взять от жизни как можно больше, пока это еще возможно. Они делают какой-то опьяняющий напиток и живут в свальном грехе. Те, что попались нам по дороге, принадлежат как раз к этой группе. Когда один из них умирает, они уносят его к озеру, исполняют примитивный обряд погребения и спешат вернуться к веселой жизни...
– Но это значит, что буквально все здесь примирились со своей судьбой, – перебила его Лилиа. – То есть даже не пытаются лечиться.
– Вовсе нет. Я как раз собирался перейти к четвертой и самой малочисленной группе, к которой и сам принадлежу. Туда входят люди, не теряющие надежду – впрочем, не знаю, на что. Взять, например, меня. Мэри умирает, и этого не изменишь. Но все мы готовы бороться с болезнью до последнего просто потому, что негоже человеку, созданному по образу и подобию Божьему, складывать руки и ждать худшего. До последнего дыхания, до последней минуты жены я буду делать что смогу, и кто знает... – Он оборвал себя и сказал совсем другим тоном: – Вот и наше жилище!
Последнюю четверть часа они шли по тропинке, вьющейся в густых зарослях. Внезапно впереди показалось открытое пространство, где стояли хижины, сплетенные из трав и прутьев. Вдали открывался вид на безбрежную океанскую гладь. Одно строение отличалось от других тем, что было сооружено из бревен и каких-то деревянных обломков.
– Это ваш дом? – спросила Лилиа.
– Мой, – не без гордости откликнулся Калеб. – Я построил его своими руками из даров моря. Возможно, вам это кажется нелепым – к чему настоящий дом в таком жарком климате? Но у всех свои привычки, и я бы не чувствовал себя дома в плетеной хижине. Таковы уж мы, янки. Все-то нам хочется строить основательно, на века! Что ж, в этом есть свой смысл: ведь если мне предстоит доживать свою жизнь на Калаупапа, пусть даже одному, куда приятнее иметь хоть какое-то подобие комфорта.
У дома, обращенного фасадом к побережью, было даже что-то вроде веранды. Калеб предложил Лилиа и ее спутнику следовать за ним и поднялся по ступенькам. Внутри дома было сумрачно, прохладно и даже уютно, несмотря на скудную меблировку, сделанную к тому же вручную. Сквозь открытые ставни на невысоких и узких окнах проникал соленый морской бриз.
В углу комнаты, которую Лилиа – приняла за гостиную, лежал плетеный матрац, рядом стояла грубая этажерка, заполненная книгами. На полках, висевших на стене, теснились бутылки, склянки и сосуды. Калеб уложил женщину на матрац. Она уже пришла в себя и теперь жалобно стонала.
– Это моя аптека. – Калеб достал с полки бутыль. – Здесь лекарство, облегчающее боль.
Наполнив чашку коричневатой жидкостью, он подал ее женщине. Лилиа огляделась и увидела, что мужчина уселся спиной к стене и заснул.
Чтобы не мешать хозяину дома, занимавшемуся пострадавшей, Лилиа подошла к этажерке и начала разглядывать книги – в основном медицинские. Одна из них, самая толстая, оказалась иллюстрированной медицинской энциклопедией.
– Мои помощники! – пояснил Калеб, бросив взгляд на девушку. – Когда стало ясно, какое несчастье постигло Мэри, и я узнал, что нас вышлют на Молокаи, пришлось запастись всем необходимым в надежде, что книги помогут найти средство исцеления. Конечно, никто и не подумал переправить этот драгоценный груз на берег, я сам это сделал. Книги были завернуты в промасленную ткань, но доставить их в целости и сохранности стоило большого труда. Увы, впоследствии оказалось, что о проказе написано очень мало. Никто по-настоящему не исследовал ее, считая неизлечимой, а порой и Божьей карой, которую невозможно отвести.
Калеб умолк. Лилиа увидела, что он смачивает пятна разлагающейся плоти каким-то отваром.
– Ну вот. – Калеб поднялся. – Все это облегчит боль и подкрепит женщину. Как только оба они немного передохнут, я отведу их в хижину, опустевшую некоторое время назад. Сказать по правде, мне не очень приятно видеть рядом сильно изуродованных людей, да и сами они всегда предпочитают отдельное жилище.
– А что делать мне? – спросила девушка.
– Оставайтесь под нашей крышей. Надеюсь, болезнь не затронет вас. Можете поселиться в моей комнате. – Калеб указал на одну из двух закрытых дверей. – А я переберусь на этот матрац, тем более что и без того ночую на нем, на случай если Мэри что-нибудь понадобится и она позовет меня.
Сначала Лилиа хотела отклонить великодушное предложение, не считая возможным вторгаться в семейную жизнь, но за пять дней на Калаупапа она так устала и так страдала от одиночества, что уже мечтала разделить с кем-нибудь свое изгнание.
– Благодарю за гостеприимство, Калеб, – сказала девушка.
– Утром мне удалось поймать большую рыбину, так что сегодня обед нам обеспечен.
– Я тоже хотела бы помочь вам. Вы говорите, это комната вашей жены? Нельзя ли мне ухаживать за ней?