Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

Хорошим подспорьем в деле физиогномического наблюдения кажется мне привычка некоторых астрологов устанавливать сходства с животными. В этом смысле я обнаружил в облике княгини ярко выраженное сходство со змеями, сходство настолько сильное, что почувствовал такое же любопытство, как тогда, в саду моего летнего дома, при встрече с большой найей, царицей змей… Обычно этот габитус встречается у людей с мощными скулами и ослабленной максилярной частью, что очень типично именно для древних фамилий. Но совсем жутким это сходство становилось благодаря раскачивающимся движениям шеи и пристальному взгляду больших глаз.

Не менее ярко на ее лице выделялась и другая особенность, в моей системе физиогномики получившая название «обжигающие черты». Как правило, такое выражение лица встречается в тех случаях, когда жизненный свет превращается в пламя, как у порочных или несчастных людей, в особенности же когда одно накладывается на другое. По таким лицам можно судить о прошлом людей — о жизни, полной бешеной ревности и отвергнутой любви. Но прежде всего это касается женщин, на которых уже отбрасывает свою тень приближающаяся старость.

Все, что я сейчас излагаю, может показаться немного пространным, однако в свое оправдание должен сказать, что наше молчание было весьма продолжительным. Кроме того, эти замечания удачно отражают мою обычную оживленность в таких ситуациях. Мысли стройно ложатся в ряд, словно удары колокола, и вместе с тем каждую из них окружает некая невесомая аура. А еще я должен признаться, что во время чтения этого лица мой страх бесследно исчез. Я всегда считал, что неотъемлемой частью возвышенной охоты является умение вглядываться в человека и проникать взглядом до того неведомого и безвидного, что искрящимися точками движется по дну кратера. А поскольку этим умением я владел, то мне было нетрудно оценить ситуацию еще до того, как начался разговор.

Наконец моя визави засмеялась звонким заученным смехом.

— Доктор, признайтесь, я неплохо выбрала приманку, на которую клюнула столь редкостная рыба.

— И клюнула с радостью, ваше высочество. Ничто не привлекло бы меня так, как эта акварель. И коль скоро это случилось, то я могу предположить, что моя роль эксперта здесь, в Престоне, имеет загадочную предысторию?

— Как я вижу, вашу проницательность хвалят не зря; а еще говорят, что у вас были необычные учителя. Именно поэтому я захотела встретиться. Мне нужна от вас, как от врача, помощь в одном чрезвычайно сложном деле.

— Мое искусство к вашим услугам. Однако не проще ли было бы отыскать меня в моем доме на Расселовской площади, чем заманивать сюда таким чуть ли не магическим образом?

— Этого никак нельзя было делать, если бы нас увидели вместе, возникло бы множество подозрений. Речь идет о столь значительных вещах, что их боишься даже произнести вслух. Слушайте внимательно.

В тот момент, когда она склонилась к моему уху, я почувствовал, что пришло время придать делу такой оборот, которого требовала моя безопасность. Поэтому я позволил себе коснуться руки этой все еще прекрасной женщины в прозрачной накидке из бледно-красного шёлка, удивительно сочетавшегося с платьем из утрехтского бархата жемчужно-серого цвета.

— Простите, ваше высочество, но я хотел бы заметить, что консультация началась сразу после того, как я вошел в комнату. Я предполагаю, вы намерены открыть мне одну из ваших тайн, которые в праве иметь великие люди на этой земле, не предавая их никакой, даже малейшей, огласке. К счастью, для лечения это необязательно. Средства, которые находятся в нашем распоряжении, предполагают, что рассказу больного отведена второстепенная роль. Бывают случаи, когда мы даруем исцеление, вообще не прибегая к исповеди. Оттого я хотел просить ваше высочество ограничиться лишь необходимыми для врача вещами, это также поможет выбору правильной терапии.

Произнося эти слова, я заметил, как лицо княгини просветлело от радости. Впрочем, именно такого эффекта и следует в первую очередь добиваться врачу, заслуживающему называться этим именем; он должен уметь исцелять даже голосом. Ныне, когда люди все больше прибегают к механизмам и совершенствуются в лечении отдельных частей, самые элементарные вещи предаются забвению, и народ нельзя упрекать за то, что он доверяется своим знахарям и колдунам.