Сердце искателя приключений

Поучительны биографии людей, в жизни которых удача чередуется с неудачей; человеческое существование подобно движению вселенского маятника. Повороты в судьбе игрока нередки, встречаются они и в жизни монархов, и в жизни солдат. Такие зигзаги судьбы, прочерченные в мире, где часто один неверный шаг ведет к погибели, наводят на мысль о существовании интеллигенции особого, ритмического свойства. Мы как бы ощущаем ее кончиками пальцев, и в самом деле нередко случается так, что чья-то изящная рука указывает нам туда, где нас ждет удача. Существует целая наука о благоприятном моменте; желающим познакомиться с ней можно рекомендовать компендиум Казановы. Этот трактат заменяет все книжонки сотен ученых крыс; его исключительное значение состоит в том, что он учит нас понимать почти забытую музыкальность жизни. Можно совершать сколько угодно усилий, но облегчения не будет, поскольку выдержать наш груз под силу только эпохе как таковой. Как будто человек однажды утром просыпается в доме, где все от подвала до потолка гудит и поет. В таких местах формы складываются сами собой, как если бы их создавала не рука, а некая магнетическая сила.

Иногда меня посещает чувство, будто рог изобилия понемногу вновь начинает изливаться на нас, хотя никто из живущих не сможет вкусить его даров. Наше мышление слишком плотно засадило всю землю, ничего не оставив для изысканных сорняков фортуны.

По поводу «Раскольникова»

Гослар

В романе «Раскольников», который я только что закончил читать, мне стала понятна роль одного из второстепенных персонажей, Лужина, изображаемого автором наподобие насекомого, которое заползает в человеческие отношения. Самое отвратительное в этом насекомом то, что оно действует по известной схеме, по правилам здравого человеческого рассудка, имея понятие о правильном и справедливом. Из-за этого возникают ситуации, когда он приобретает власть над более благородным, но безрассудным существом. Лужин относится к тому сорту людей, которые умеют извлекать выгоду из промашек партнера. Одной из таких выгод для него оказывается, например, страх сестры и матери за судьбу Раскольникова. Вызываемое им отвращение объясняется тем, что он воплощает тип ловкого дельца, чистого техника жизни, который, заботясь совсем о других вещах, мертвой хваткой вцепляется в свою жертву. Угнетенных нуждой он отыскивает так, как ростовщик отыскивает должников. Играя с ним в карты, попадаешь в ловушку не из-за жульничества, а вследствие блефа, ибо выиграть у таких людей нельзя. Весомость этой фигуры заключается прежде всего в том, что каждый человек в своей жизни сталкивается с ней хотя бы раз, понимая ее низменное, но опасное превосходство, которое подкрепляется знанием жизненных механизмов.

По ходу действия романа автор прописывает этот характер еще глубже. Так, чтобы навредить Соне, Лужин идет на явное и неудачное преступление. Тем самым он сдает свою позицию, сила которой заключалась в лучшем знании правил игры. Перестает быть четким и его контраст с Раскольниковым. Господство низменного начала наиболее сильно тогда, когда облекается в формы правильного и справедливого. Оказываясь же на пути преступления, оно становится менее опасным.

Весь роман производит впечатление сложного архитектурного целого – или, лучше сказать, по прочтении возникает чувство, будто ты вышел из лабиринта. Вероятно, это связано с тем, что в тексте, за исключением сибирских глав, почти не встречаются изображения природы. Действие разворачивается в комнатах, домах, на улицах и в трактирах, между которыми в странном возбуждении мечутся герои романа. И вместе с тем кажется, что все дело не столько в самом ходе событий, сколько в разматывании какого-то запутанного клубка отношений, где одна нить тянет за собой другую.

Испытываемый читателем страх тоже обусловлен архитектурой романа – возникает чувство, будто бродишь ночью по чужому дому, не зная, найдешь из него выход или нет. Наверное, поэтому я сразу ощутил потребность измерять комнаты, где происходит действие. Эта процедура сходна с приемом, используемым против обмана индийских факиров: беря их под увеличительное стекло, мы ускользаем от чар.