Сердце искателя приключений

Такого рода каприччо мне нравились всегда гораздо больше, чем банальные изображения скачек или охоты на лис, и поэтому я решил заглянуть в лавку. Магазинчик казался совсем новым, все его помещение было заполнено множеством еще не распакованных ящиков. На одном из них, выполненном в виде человеческой фигуры, восседал антиквар, еще не старый человек, слишком изящно одетый для своей профессии. Когда я вошел, он был занят изучением какой-то гравюры, рассматривая подпись через круглую лупу в серебряной оправе. Выслушав мой вопрос об акварели, он обратился ко мне по имени, чему я нимало не удивился, ведь в некоторых королевствах обо мне ходит известная слава. А то, что он тут же пригласил меня в частное помещение, показалось мне всего лишь обычным жестом вежливости.

Но дальше, как только мы оказались за красной занавеской, отделявшей комнату, моему взору предстала непривычная картина: два егеря в ливреях стояли в выжидающих позах возле горящего камина. Мы попали в какую-то прихожую, где находились стремянка и еще несколько инструментов, которые обычно используют обойщики для отделки квартир. С потолка свисал шнур для люстры. Складывалось впечатление, что здесь продолжались штукатурные работы, так как из-за приоткрытой двери, ведущей в подвал, виднелись вёдра со смесями и мастерки в деревянном корыте.

Мое приключение стало принимать опасный оборот, и дело было не столько в необычных обстоятельствах, сколько в определенном чутье на такие вещи, которое меня редко подводит. Когда на кого-то собираются напасть, между людьми распространяется некий флюид, о котором знает всякий, кто, как и я, гостил во дворцах азиатских деспотов или вел переговоры в роскошных шатрах, разбитых между двумя готовыми к бою армиями. Позднее, когда я занимался своими исследованиями и имел дело с сумасшедшими, у меня было немало возможностей развить этот талант, ведь даже очень наблюдательный человек бессилен, если не обладает способностью предчувствия.

В таких ситуациях я всегда старался действовать легко и спокойно, чтобы не допустить никаких колебаний, никаких пауз, за которые мог бы уцепиться другой: я убеждался не раз, что раскованность движений служит нам защитой от низших сил. Оттого-то я не медля последовал за антикваром, который между тем откинул вторую занавеску, распахнул передо мной двустворчатую дверь и с поклоном удалился.

Комната, куда он меня привел, оказалась салоном, обставленным во вкусе прошлого века и освещенным множеством свечей и зеркал, где над высоким камином висел прекрасный Ватто. В середине комнаты я увидел даму, которая пригласила меня подойти знаком, похожим на жест куклы-марионетки. Спокойное пламя свечей равномерно освещало комнату, так что я сразу узнал в этой даме женщину из высшего общества, о которой тогда ходило множество слухов, ибо ее судьба занимала весь свет. Поскольку при входе я видел ливреи, то счел уместным поклониться, как приличествует в королевских дворцах. Княгиня ответила мне кивком и пригласила сесть напротив нее за стол, представлявший собой овальное зеркало с нарисованными на нем цветами.

Несмотря на всю подозрительность обстановки, я не мог удержаться от соблазна и предался своей любимой физиогномике, пока мы молча смотрели друг на друга. Эта страсть возникла во мне в ту пору, когда я писал труд о мимике душевнобольных. Теперь она кажется мне обременительной и даже немного смешной. Я предавался ей ночи напролет во время прогулок по Остенде, рассматривая тысячи лиц, словно фигуры в калейдоскопе. В результате я обрел фатальную остроту взгляда, что позволяет мне угадывать даже то, из каких семян вырастает все странное и необычное. Дарование это причиняет мне тем большую боль, чем чаще я – в пику нашей эпохе – вижу во всем нормальном то великое, что связывает человека с Богом. Мне как врачу нередко представляется, будто я нахожусь в бенгальских джунглях, где наблюдаю со страхом, как жизнь задыхается от собственного избытка. И тогда мне кажется, что бесчисленные симптомы отделяют нас от пациентов, подобно непроходимым дебрям: о здоровье мы знаем слишком мало, а о болезнях – слишком много.

Правда, в этом случае не нужно быть особо проницательным, чтобы уловить признаки начинающегося беспорядка. Опыт подтверждает, что должно пройти немало времени, прежде чем он проявится во всем своем размахе. В частности, это можно видеть там, где идеи логично связаны между собой и даже не лишены остроумия, хотя на самом деле рождены в голове безумного человека. Тогда человек похож на лодку, которую навигационные приборы ведут прямо на скалы. А если пациент, кроме того, занимает высокое социальное положение, то критика становится более сдержанной. Поэтому обычно народ не может помешать властелину и дальше совершать безумные дела.