— Я знаю. Боже, Рорк. Знание, что ты хочешь дать мне это, делает отсутствие этого еще более болезненным, — она уронила голову мне на грудь. — Я кажусь неблагодарной. Ты уже отдал мне так много. Спасибо, что спас меня. Опять.
Мой живот сдавило, каждая клетка в моем теле жаждала спасти ее другим образом. Спасти ее для себя. Она понятия не имела, насколько я был близок к тому, чтобы сделать ее своей.
***
Словно хрипы умирающего человека, недели ускользали прочь, каждая из них была значимой, лелеемой и необходимой. Забурившись в бункер, мы пытались занять друг друга. Я учил Иви, как замахиваться мечом, а она учила меня джиу-джитсу. Ее техники были полезны для самообороны, но возня с ней на полу становилась блаженным страданием. Когда ее подтянутое тело терлось о мое, пока она напрягалась и тяжело дышала в переплетенном клубке конечностей, как я мог не думать о сексе с ней все чертово время?
Мы совершили еще одну вылазку на поверхность и сумели собрать несколько книг из близлежащей библиотеки. Иви хотела исследовать биологию тли. Но поездка закончилась так же плачевно и тяжело, как и последняя, поскольку я был вынужден убить двух человеческих мужчин, которые пытались навредить ей. Я был бы счастлив, если бы мы больше никогда не покидали бункер.
Я готовил ей еду и ждал с нетерпением, когда услышу тихие стоны удовольствия, которые срывались с ее губ, пока она жевала. Это заставляло меня желать кое-каких вещей, но я ограничивался касаниями — что я делал чаще, чем следовало. Нам стало так комфортно друг с другом делить каждую секунду вместе, что скромность отпала. На ее месте возникла интимность, которой я не испытывал ни с кем другим.
Я всегда был дружелюбен с леди. Небольшая невинная привязанность имела большое значение в жизни священника, соблюдающего целибат. Но в моих отношениях с Иви не было ничего священного. Каждое касание моих пальцев, долгий пристальный взгляд или произнесенное мною слово вибрировали страстным желанием. Вибрировали той интенсивной, требовательной нуждой, которую я никогда не позволял себе испытывать. Я боролся с этим. Проклятый ад, я боролся с этим. Пытался утихомирить желание тренировками, молитвами и чувством вины. Но мои чувства пересилили мои намерения.
Например, так, как это происходило сейчас.
Я лежал в кровати, мы оба были голыми до пояса сверху, мой взгляд скользил по изгибу ее спины, находящейся в считанных дюймах от меня. Естественный аромат ее кожи проникал в мои легкие с вдохами, а соблазнительные линии ее тела выжигались на моих глазах. Она — все, что я видел, обонял и о чем думал. Каждый момент с ней был раем.
И адом, одновременно.
Ее дыхание распространялось по комнате — тихое, ровное. Я любил ласкать ее, пока она спала. Это не облегчало чувство вины, но избавляло меня от обвинений, которые я так часто находил в ее глазах.
Проведя губами по ее плечу, я постарался не поцарапать щетиной ее сатиновую кожу. Большинство ночей она спала голой, поскольку у нее было не так уж много одежды. Телесный контакт согревал нас под одеялами, а я старался сохранять уважение и не пялиться на те ее части тела, которых я не мог коснуться. По крайней мере, у нее на глазах.
Я провел пальцами по бугоркам ее позвоночника, и мои губы нашли ее затылок. Я не мог отстраниться. Ее запах, жар, уязвимость — все в ней вызывало зависимость. Обняв рукой ее талию и вжавшись коленом меж ее бедер, я нежно целовал ее шею, делал это аккуратно, чтобы не разбудить.
Ее тело, казалось, растаяло рядом с моим, покоряясь мне даже во сне. Каково было бы стать твердым из-за поглаживаний ее рук? Или скользнуть пальцами между ее ног? А ворваться в ее рот? Я не продержался бы долго. Одна лишь мысль об этом скрутила мой живот и заставила член набухнуть пульсирующим жаром.
— Рорк?
Я отстранил губы от ее шеи.
Спустя несколько тяжелых ударов сердца я изменил позу, перекатив ее лицом ко мне. Я постарался разжать челюсти и сморгнуть желание, которое, как я знал, она видела в моих глазах. Это был тот же взгляд, которым она смотрела на меня.
Мы уставились друг на друга, лежа нос к носу, ни один из нас не пошевелился, чтобы отодвинуться или сократить расстояние. Когда она облизнула губы, мышцы в моем животе сжались, рябь прокатилась ниже и превратилась в пульсацию в моем набухшем члене. Неразделенное томление во мне было невыносимым, оно увеличивалось с каждой секундой, но я дал обещание Богу. А значит, на горизонте не виделось облегчения.
Вот только она ведь не давала клятвы, и когда она посмотрела на меня глазами, потемневшими от голода, я знал, что это не закончится просто нежностью.
Она сделала глубокий вдох, ее слова донеслись до меня с выдохом: