— Готов узнать, насколько?
Я провел Иви по канализационным трубам, которые связывали бункер с поверхностью. Затем я посадил ее на свой Харлей Дэвидсон сзади и повез по разлагающимся останкам Юго-Восточной Англии в поисках одежды и выживших.
Мало что изменилось с тех пор, как мы в последний раз осмеливались выбраться. Здания, которые некогда вмещали в себя местных прихожан и сельских жителей, были столь же необитаемыми, как и валуны, усеивавшие холмистую вересковую пустошь. Соломенные крыши просели в зияющие остовы домов, фундаменты провалились в гравий, а деревянные каркасы выгорели дотла. Здесь как будто произошло крушение.
А постройки, которые оказались достаточно прочными, чтобы пережить полтора года мародерства и запустения, были заражены вредителями размером с человека. Теми вредителями, которые некогда были людьми.
Когда инфекция нанесла первый удар, новостные репортеры стали назвать их тлей. Прозвище прижилось. Хотя отсылка к тараканам была бы более подходящей. Грязные, членистоногие, воняющие тараканы.
Уютно устроившись позади меня на байке, Иви прижимала к боку винтовку. Меховой плащ укрывал большую часть ее тела, но ее рука дрожала на моей талии. Декабрьский холод пробирал до костей, а мое пальто и ряса ничуть не защищали от ветра из-за езды на большой скорости, не мешали ему пронизывать меня насквозь.
Мы ездили больше часа, изрядно накатавшись по опустевшим дорогам, мой взгляд оставался настороженным, руки в перчатках стискивали руль. Я ненавидел то, как гудение двигателя оповещало о нашем приближении. Я ничего не мог с этим поделать, носясь по полям и скалистым пикам, ныряя и выныривая из узких переулков между рушащимися зданиями. Каким бы громким ни был байк, никто не вышел из своих укрытий, чтобы поприветствовать нас. По крайней мере, никто из людей.
Мутанты кидались врассыпную от заросших фермерских земель и гниющих домов. Скорее насекомоподобные, нежели человеческие создания всегда пускались за нами в погоню, рокотание байка и запах нашей крови звал их из теней. С похожими на клешни руками, машущими в поисках плоти, и ротовыми органами, щелкающими в поисках вен, их тела в жестких панцирях размывались от нечеловеческой скорости. К счастью, они не могли бежать так же быстро, как байк.
Как бы мне ни хотелось избавить их от страданий, я не останавливался, чтобы сразиться с ними. Всякий раз, когда рычание разрывало воздух, или лукообразное тело появлялось на моем пути, я прибавлял скорости с одной мыслью в голове.
Когда мы добрались до селения из заброшенных магазинов и домов, она крепче сжала рукой мою талию.
— Притормози, — она показала на приземистый дом справа. — Вон там.
Входная дверь отсутствовала, но кружевные занавески все еще висели на окнах — признак того, что здесь когда-то жила женщина. Бог знает, что теперь обитало в этом месте.
Я просканировал периметр. Большинство зданий было разграблено. Некоторые сожжены. Другие едва стояли. Но ничто не шевелилось. Не было ни единого признака жизни на дороге, окружающих полях, и не было ни единого шевеления в тенях среди валунов.
Шины забуксовали, когда я притормозил и остановился на тротуаре, влажном и росистом от неизменной зимней погоды. Я выключил двигатель в нескольких футах от дверного проема и несколько минут ждал, сжимая руку на ее бедре рядом с моим. Я держал ее там, слушая, наблюдая, подстраивая свое дыхание под нее.
— Это безопасно, — она вырвалась из моей хватки. — Я их не чувствую.
Что бы в ее биологии ни делало ее единственной женщиной, имеющей иммунитет к вирусу, это также наградило ее поразительной способностью чувствовать зараженных.
— Конечно, но ты не знаешь, есть ли поблизости мужчины, — я достал из ножен меч и подстроился под ее шаг, направившись к дому, поворачивая шею в разные стороны и стараясь смотреть во все стороны разом.
В мире не осталось ни одной девчонки. Парни, вероятно, искали разрядки друг с другом. Если они увидят ее, они порвут друг друга на части, чтобы поймать ее, обладать ею и причинить ей боль.
— Для этого у меня есть эта штука, — она постучала пальцами по винтовке и сверкнула улыбкой.
Как ее дерзость могла быть такой чертовски сексуальной и раздражающей в то же время?
Я поймал ее за запястье и дернул за себя, первым направившись к дверному проему.
Затхлый запах плесени стоял в маленьком пространстве, а деревянный пол стонал под моими ботинками. Снегопад пылинок кружился в лучах дневного света, струившегося через разбитые окна. Лестница вела наверх, а короткий коридор выходил на кухню.
— Вверх, — она ткнула пальцем мне в позвоночник. — Спальни.
Кожа моей головы зачесалась, когда я поднялся на первую ступеньку. Гниющее дерево поддалось под моим весом, будучи достаточно рыхлым, чтобы развалиться.