Сердце из нежного льда

Вконец измученный Сергей остановился на двух букетах алых роз, для Ульвии и ее мамаши, и огромной подарочной коробке конфет «Медный всадник», за которой специально съездил на кондитерскую фабрику имени Н. К. Крупской, – для всех.

Костюм цвета мокрого асфальта и алые розы произвели хорошее впечатление. «Медный всадник» – умеренное. Смотрины проходили в новом доме улучшенной планировки на Кондратьевском проспекте в огромной четырехкомнатной квартире, обставленной с роскошью советского доперестроечного периода: огромные ковры во все стены, полированные стенки, сверкающий в серванте хрусталь и огромная, тоже хрустальная, люстра, нежно позванивающая многочисленными висюльками. Что было на столе, Сергей помнил не отчетливо, потому что на нервной почве не мог толком ни есть, ни пить. Единственным, что он хорошо рассмотрел, было стоящее перед ним огромное блюдо с фруктами, в центре которого лежал ананас. Ананас окружали персики, гранаты, бананы, черный виноград и еще какие-то фрукты, никогда прежде не виданные Сергеем. Папаша Хачатур оказался крупным волосатым мужиком с таким огромным носом, с каким изображают восточных мужчин или евреев на карикатурах. Два его сына, сидевших бок о бок, как двое из ларца, были под стать ему: рослые, широкоплечие, с коричневыми, прокопченными неизвестно на каком солнце (явно не на ленинградском) лицами. Ужин проходил в гробовой тишине, если не считать редкие вопросы, которые вылетали из-под усов папаши Хачатура: кто таков? кто родители? чем занимаешься? что имеешь в денежном эквиваленте и вообще? Сергей понимал, что, с точки зрения семейства Манукянов, он не имеет ничего. Что такое однокомнатная малогабаритка на Гражданке, полученная им от «ящика» как молодым специалистом, по сравнению с этими хоромами улучшенной планировки? А сто восемдесят пять рублей в месяц – это же курам на смех! Ни дачи, ни машины, ни даже кухонного комбайна, а телевизор – так и вообще черно-белый! Так жить унизительно для настоящего мужчины. Папаша Хачатур сразу дал это понять Сергею, а братаны Ульвии согласно закивали головами. Сама Ульвия, ни разу не раскрывшая до этого момента рта, не выдержала и подала наконец голос:

– Папа, вы же можете взять его к себе на базу!

Сергей похолодел. Этого только не хватало! Неужели она всерьез думает, что он, многообещающий физик-ядерщик, пойдет торговать луком и кабачками? Эта минута стала моментом истины. Сергей будто очнулся ото сна или гипноза. Он вдруг увидел все происходящее другими глазами. Перед ним сидели хищные, циничные торговцы, разбогатевшие на овощах и фруктах в то время, как в советских овощных магазинах продавались лишь картошка с морковкой да яблоки «джонатан». Два братца с туповатыми лицами и тяжелыми взглядами вполне способны развязать против Сергея священный газават, если он чем-то им не угодит, даром что не мусульмане. А мамаша Гаянэ? На нее даже смотреть страшно: тучная, квадратная, с темным пористым лицом и гренадерскими усами. Как там говорится: хочешь узнать, какой станет твоя жена в будущем, посмотри на ее мать! Сергей вгляделся в Ульвию и с ужасом увидел то, что недосуг было заметить во время кратковременных свиданий: узкий низенький лобик, темноту намечающихся усиков под носом и, главное, отсутствие всякого интеллекта во взгляде. Как же он вляпался! Надо срочно уносить ноги из манукяновской квартиры улучшенной планировки! Он откашлялся и тонким, не своим голосом, спросил папашу Хачатура:

– Правильно ли я понял, что вы мне отказываете?

– Не совсем, – ответил папаша, отправляя в рот очередной жирный кусок мяса. – Приходи завтра ко мне на базу, поговорим еще как мужчины.

Братаны опять согласно закивали, Ульвия счастливо улыбнулась, обнажив два ряда меленьких зубов, величина которых тоже почему-то неприятно поразила Сергея, хотя он сто раз их видел до этого. Мамаша Гаянэ тоже улыбнулась, продемонстрировав почти полное отсутствие зубов какой бы то ни было величины. Сергей с облегчением встал из-за стола, не глядя на Ульвию, попрощался и покинул дом Манукянов, чтобы никогда туда не возвращаться. Он боялся, что Ульвия будет звонить ему и плакать, но она не позвонила ни разу. Видимо, за этим теперь зорко следили и папаша Хачатур, и братаны, и мамаша Гаянэ. Только один раз раздался в квартире Сергея звонок, когда ответом на его «алло» было молчание с тягостным вздохом перед тем, как звонивший повесил трубку. Этот звонок возвестил конец затянувшейся сказке Шехерезады. Таким образом, Сергею даже не пришлось объясняться с Ульвией и трагическим голосом произносить: «Я не смог тебя полюбить». Он постарался побыстрей выбросить ее из головы и больше никогда не смотрел в сторону экзотических красавиц, как бы привлекательны они ни были.