Сердце из стали

– Хорошо. Я не могу тебя отговаривать дальше, потому что «Саникорп» хочет денег. Мы произведем замену амбулаторно, в течение часа. Единственное – ты не чипована, а чип помогает использовать возможности на все сто процентов. Я не могу чиповать тебя прямо сейчас, хоть мы и нейтрализовали сотрясение…

– Игорь, – сказала Клэр, чувствуя близость победы. – Игорь, мне хватит периферического чипа – или как вы там это все называете. Мне хватит, честное слово. Давай сделаем операцию.

Зубарев молча пошел к двери.

За ней стояли сразу два полицейских. Видимо, не из робкого десятка: Клэр заметила унифицированную эмблему особо опасных преступлений. Они, он и она, рассматривали снимки Клэр, полученные с камер в холле и из такси.

– Нам нужно с вами поговорить, немедленно! – взволнованно произнесла блондинистая она и чуть было не выронила планшет.

Коридор озарился трехмерной траекторией пути Клэр через Лондон на такси.

– Простите, это мой коллега Макс, он всегда такой. А я Лиза, – представился второй, и Клэр на мгновение услышала, каким смехом разразился бы Салли.

Внизу груди снова заныло.

– Простите, – вежливо сказал Зубарев. – Мы идем на операцию, она не займет более часа.

Макс, гендерно-маскулинная девчонка, смешно захлопала ресницами и приоткрыла рот маленькой «о», призванной выразить полнейшую досаду.

– Сам приведу ее к вам, пока знакомьтесь с материалами, – произнес Зубарев. – Чтобы не сбежала. Она у нас де… дерганая немного, напуганная то есть.

Полицейские затрясли головами, Макс наконец выключила планшет, и Зубарев направился быстрым шагом мимо них. Клэр оставалось только поспевать.

Как многие профессионалы, на упрямство он реагировал собственным, будто обижался в ответ, что его не послушали, не вняли совету, и теперь неосознанно мстил. Клэр почти бежала.

– Игорь. – Она нагнала его с трудом. – Игорь, постой. И перестань уже сердиться. Я потеряюсь в ваших лабиринтах, будет скандал с полицией, кому это надо.

Зубарев чуть замедлил шаг. Опустил голову, улыбнулся по-стариковски.

– Я не хочу ставить модификации на тебя, Клэр. Ты одно из нормальных, прекрасных чудес, которые нам еще остались. Мне претит делать из тебя…

– Толерантность ноль четыре, – невесело отозвалась Клэр. – И она наступит раньше третьей. Просто я так придумала, что она четвертая. Твои слова будут преступлением. Все мы станем окончательно едины и окончательно универсальны.

– Ты поняла, о чем я.

– Игорь, конечно, я поняла. Это не страх смерти, я не начну то, что обычно начинают богатые.

Клэр с содроганием вспомнила пару вопиющих случаев замены всего сразу.

– Я не понимаю твоих причин, и меня пугает именно это, – признался Зубарев. – Но ты имей в виду, «Саникорп» хранит удаленный орган по желанию клиента. Если вдруг раздумаешь, я заморожу ее так сильно, что и через десять лет пришьем обратно.

Клэр кивнула и вошла вслед за ним в операционную, а потом старалась не думать, пока вокруг суетились, переодевали, дезинфицировали, чуть ли не умывали. Попросила общий наркоз, просто чтобы не видеть, как ее правую руку будут отпиливать.

Отключилась Клэр, когда Зубарев с Иланесом вставали за пульт, а очнулась ровно через мгновение. Против ожидания, рука работала, просто была немного непривычной, не такой. Кожа показалась Клэр более гладкой, а Иланес, фанат модификаций, уже разливался соловьем про новые возможности. Клэр пришлось его останавливать.

Из операционной ее повезли на тесты, потом – к смешным полицейским.

Клэр чувствовала себя как новенькая – за исключением того, что вместе с Салли вырвали не кусок сердца, а кусок ее самой. Она умерла, и за всем этим стоял «Саникорп».

В маленький студгородок Клэр вернулась, не помня ни даты, ни времени. Очень хотелось спать и не думать о том, что подрагивающий, чужой сустав – непоправимая ошибка. Рука и правда выглядела лучше.

Однако Салли был самой большой глупостью в жизни Клэр. Отношения вообще казались ей неподъемным грузом: вот только ты встретил человека, как он уже в ящике жизнеобеспечения смотрит утверждающие программы, разучивает пару мертвых языков, говорит, что у него все в порядке, а потом его захватывают игры, общение, и он стремительно деградирует.

Клэр винила всех, включая родителей, что так и не сумела вписаться и приноровиться к этой модной детали. Выросла она совсем на другом хлебе и на куда более высоких материях, а из отчего дома все-таки выгнали, чтобы выучилась и свет посмотрела. Конечно, деградировали и в общинах, и даже, наверное, в загадочном Хейвене, и родители просто хотели оградить ее от загнивания внутри замкнутого круга.

– Доктор Рейес, – противным металлическим голосом сказал кар. – Доктор Рейес, мы приехали, доктор Рейес, покиньте машину, доктор Рейес, доктор Рейес.

Клэр встряхнулась и вышла на залитую неярким солнечным светом улочку. Шатало довольно ощутимо, как после ночей пьянства в Нью-Йорке. На глаза тут же попалась вычерненная солнцем фигурка, едва бредущая, заплетающаяся, шатающаяся.