Мы отыграли в местных барах серию небольших концертов, очень коротких. Денег мы этим не зарабатывали, зато веселились от души. Мы играли множество каверов, но было у нас и несколько своих песен, для которых Эльда писала китчевые тексты: Dracula, What Did You Do to My Mother? и Wednesday Panties. У нас было самое дряхлое оборудование и самые безбашенные зрители – частично благодаря влиянию Холли и всех знакомых Эрика Эмерсона, то есть всех причастных к сцене. Мы играли в «Клубе 82», знаменитом баре на Восточной Четвертой улице, между Второй авеню и Бауэри. Им заправляла лесбийская пара, Бутч и Томми, и от этого места исходил шарм тайного мира пятидесятых, когда, по слухам, баром владела мафия и туда ходили все знаменитости. Внутри было сплошное черное дерево, диванчики, зеркальные стены и подписанные черно-белые фотографии восемь на десять Эбботта и Костелло[32]
и других прохвостов шоу-бизнеса. Я помню, как на одно из наших выступлений пришел Дэвид Боуи.Мы играли на разогреве у Television в клубе CBGB. Марти Тау, менеджер Dolls, был там однажды и сказал кому-то, что его очаровал мой образ, но что при этом на сцене я вела себя как-то тихо. Моя роль в группе заключалась в том, чтобы быть относительно разумным участником и все разруливать – видимо, на сцене это и выглядело «тихо». Со временем я переросла этот имидж. Но, как почти во всех группах, в какой-то момент разногласия достигли критической точки и мирно разрешить спор не получилось. Так что мы с Крисом ушли. Я по-прежнему хотела делать то же, что и Dolls, но без Криса я никогда не преуспела бы. Наш союз держался на уважении, психической совместимости и доверии, а также глубочайшем взаимопонимании. У нас были похожие вкусы, а там, где они не совпадали, мы обычно находили творческий способ их совместить.
Когда мы вышли из The Stillettoes, Фред Смит и Билли О’Коннор, басист и барабанщик, потянулись за нами. Через несколько недель мы устроили свое первое шоу и назвались Angel and the Snake («Ангел и Змея»). На это название нас вдохновила картинка, которую Крис увидел в журнале. На ней была девочка, которая, по его мнению, отдаленно напоминала меня, со змеей. Мы играли на разогреве у Ramones в CBGB. Тремя неделями позже мы снова выступали в CBGB с Ramones и нашим вторым шоу. Оказалось, что это был последний концерт Angel and the Snake. Потом мы стали Blondie and the Banzai Babies.
Я не помню, кто из нас придумал название Banzai Babies. И Крис, и я – мы оба увлекались японской поп-культурой. Blondie – ну, тут понятно: я снова обесцветила волосы. И когда я шла по улице, рабочие и водители грузовиков орали мне вслед: «Эй, Блонди!» В тридцатых годах это был популярный персонаж комиксов, девочка-модница, глупая блондинка, которая в итоге оказывалась умнее всех остальных. Отлично, я могла сыграть эту роль на сцене – хорошее начало. Но на самом деле за нашими проектами не стояло никакой великой идеи. Мы просто делали то, что нам нравилось, и все постепенно продвигалось.
Вначале у нас были бэк-вокалистки, Джулия и Джеки, обе, как и я, блондинки, пока Джеки не перекрасилась в каштановый. Это выбивалось из образа, поэтому мы привлекли Тиш и Снуки Белломо, дуэт, выступление которого я увидела на сцене Amato Opera House напротив CBGB. Они играли в одном эксцентричном водевиле с дрэг-квин[33]
и театральными маргиналами. Горилла Роуз и Томата дю Пленти из The Screamers как-то выступали перед нами на разогреве и представили нас девушкам. Я спросила, не хотят ли они прийти на репетицию и петь с нами. Потому что они были сестры, чертовски гармоничны, я влюбилась в их волосы и одежду и подумала, что нам стоит объединиться.Тиш и Снуки держали магазинчик на Сент-Маркс-плейс, известный как Manic Panic. Они скупали старые платья сороковых и пятидесятых. Одежду доставляли связанной в огромные растрепанные тюки, сестры просто раскидывали ее на полу, а люди приходили и копались в ней. С деньгами у нас всех было туго, и мы могли покупать только подержанные вещи, самые сексуальные и экстравагантные из всех возможных. Помню, как один раз Тиш и Снуки пришли с тремя парами брюк галифе для верховой езды, которые они откопали в одном комиссионном магазине в Бронксе, – в них мы и выходили на сцену. А иногда мы одевались очень гламурно: длинные платья, туфли на шпильках и меховые боа. У нас были всевозможные виды костюмов и аксессуаров.