– О, я очень стара. Я даже помню, как трясся Сан-Франциско в шестом и восемьдесят девятом [11]!
Долл в ответ на это только и могла, что удивленно моргать. Получается, Беатрикс не меньше ста четырех лет! А точнее больше, ведь она лишь сказала о том, что помнит события 1906-го, но это значит, что родилась она на порядок раньше.
“Вороново крыло” уже начали выступление, и вампирессе пришлось вплотную наклониться к уху Долл и практически кричать, чтобы быть услышанной.
– Ты все-таки извини меня за это грубое поведение вначале. Просто, стоит мне увидеть бокал с коктейлем в руках у вампира, я просто с ума схожу.
– Ты сама никогда не ешь и не пьешь ничего, кроме крови?
Вампиресса в ответ грустно покачала головой.
– А смысл? Если “еда и питье обратятся в яд и тлен на губах... и только кровью смогут они заглушить свою непроходящую жажду”. Так, кажется, звучало проклятие для нашего прародителя – Каина и всех его потомков – каинитов. Хотя в Писаниях эта его часть и не фигурирует....
Долл внимательно вслушивалась в ее слова, ничего непонимая. Она сама прекрасно ощущала привычный вкус пищи, хотя он уже и не столь радовал и чувство голода не притуплял... Разве что алкоголь совершенно прекратил свое воздействие на вампирессу – выпей она хоть целое море, все равно осталась бы абсолютно трезвой. Может, это восприятие зависит от возраста, и со временем Долл тоже будет чувствовать лишь горечь в глотке воды? И только кровь по-прежнему будет радовать своим одновременно сладостным и солоноватым вкусом...
– Кстати, – вывела ее из размышлений Беатрикс, – Вон там стоит мой друг из Мехико.
Лера проследила за направлением ее руки и в паре метров увидела высокого юношу с густыми вьющимися волосами цвета полуночи. Он заметил жест Беатрикс и с какой-то коварной улыбкой отсалютовал ей полупустым стаканом. После этого своеобразного тоста, вампир одним глотком осушил его, и направился в сторону вампиресс.
– А тебя не раздражает напиток в его руках? – спросила Долл у новой знакомой, стараясь говорить не слишком громко, ведь острота вампирского слуха действительно феноменальна.
– Тамерлану никакой закон не указ. Или ты принимаешь его таким, какой он есть, или... лучше держись от него подальше, – буркнула она.
– Тамерлан? – приподняла брови Долл, – Тот самый?
В ответ на это Беатрикс отмахнулась.
– Скажешь тоже! Это всего лишь прозвище. Мы его обычно зовем просто – Тимур. Хотя, соглашусь, ник он себе нескромный выбрал...
– А я никогда и не причислял скромность к своим достоинствам, – послышался низкий приятный голос, без труда пробивающийся сквозь шум музыки, – Рад видеть тебя вновь, Беатрикс. Представишь мне свою очаровательную подругу?
– Конечно. Мария – это Тамерлан. Тим – Мария.
Тимур-Тамерлан ловко поймал руку Долл в свою и галантно прикоснулся к ней прохладными губами.
– “Так мил твой взор, так строен вид, Так выше всех ты красотой, Что не хвалить тебя – то стыд, Любить – лишь долг простой” [12] , – размеренно продекламировал он.
– О, вы поклонник творчества Эдгара По? – склонила голову Долл.
– В каком-то смысле. Я был лично знаком с этим талантливым человеком, и имел возможность одним из первых ознакомляться с его произведениями.
– Я, к сожалению, такой возможности не имела. Но также уважаю труды этого мастера. Правда, мне больше по душе другое стихотворение... – сосредоточившись, Долл процитировала, – “Мы менялись лаской привета, Но в глазах затаилася мгла, Наша память неверной была. Мы забыли, что умерло лето, что октябрьская полночь пришла...”[13].
– Что вы хотите сказать, этой цитатой? – смутился Тамерлан.
– Что проявления вежливости между нами – не более чем притворство, скопированное с повадок смертных, – ответила Долл, смотря прямо ему в глаза. Беатрикс все это время переводила встревоженный взгляд с одного вампира на другого, – Но мы – не люди, хотя порой неплохо притворяемся ими.
– Да, конечно, вампиры не люди, – согласился Тамерлан, – Мы сильнее, решительней. Мы всегда добиваемся, чего хотим. И, самая главная наша черта – мы умеем мстить, – он внимательно посмотрел на “лже-Марию”, ожидая ее возражений.
– А ведь вы правы! – неожиданно для всех, в том числе и самой себя, воскликнула Долл, – Простите, вынуждена вас покинуть, – она подхватила сумочку и так быстро направилась к выходу, что ни Тамерлан, ни Беатрикс, не успели ничего сказать.
“Я не знаю, кто этот таинственный Тамерлан, – думала она, пробираясь сквозь толпу, – Но он, как будто заглянул мне в душу и сказал то, что я сама всегда знала, но боялась признать. Пусть, я не человек. Это и к лучшему. Я теперь достаточно сильна, что бы избавиться от своего врага. Алекс, ты разбил мне сердце. И ты дорого заплатишь за это и за всю боль, что мне довелось испытать из-за тебя. Ты узнаешь, как жестоко умеют мстить забытые игрушки вампиров”.
... А голос солистки “Воронова Крыла” одновременно хриплый и звонкий, прорывал пространство клуба очередной чарующей песней. Ее слова, казалось, были написаны о Долл и для Долл и лишь подкрепляли ее уверенность в собственных силах и правах.
В этом мире тьмы и боли