У Ребекки задрожали губы, а глаза защипало от горячих слез. Она никогда не плакала, но от этой неожиданной поддержки плотину прорвало. По щекам Ребекки ручьем текли слезы, унося боль и чувство вины, а Джошуа крепко ее обнимал.
Джошуа прижимал Ребекку к груди, а в душе у него бушевала буря эмоций. Злость на ее бывшего, который хотел превратить замечательную женщину в голливудскую жену, гордость за Ребекку, сумевшую сохранить чувство собственного достоинства, печаль от того, что ее брак никогда не был настоящим партнерством, а лишь полем битвы. Нежность к храброй женщине, рыдающей в его объятиях, как он подозревал, впервые.
И главная из этих эмоций — желание, что было неуместно в данной ситуации, ведь он призван утешать, а не соблазнять. Но она прильнула к нему так, что он чувствовал все изгибы ее тела и хотел ее не в какой-то момент в будущем, а прямо сейчас.
— Вы оба хотели разного, и люди вы разные, — сказал он через некоторое время. — Это не преступление. Вы не сумели быть честными друг с другом или с самими собой. И это грустное, но довольно распространенное явление. Ты слишком долго цеплялась за умирающий брак, потому что не привыкла сдаваться. Но это не значит, что ты плохая, Ребекка, ты просто человек.
Она подняла к нему заплаканное лицо.
— Когда ты рассказывал мне о семейных традициях, я задумалась о том, что, вероятно, Айван был прав, когда заявил, что мои амбиции разрушили наш брак. У меня нет никаких рождественских традиций, почти нет фотографий, на которых я не танцую. Значит ли это, что карьера для меня выше семьи и что я действительно что-то упустила?
— Скажи, Айван предлагал отказаться от своих рабочих обязательств?
Ребекка отрицательно качнула головой.
— Я так и думал, — мрачно произнес Джошуа. — Воспитание детей — это совместное обязательство, независимо от того, как вы делите обязанности.
— Ты прав.
— Я это знаю из собственного опыта. А у тебя все же есть семейные традиции. Ты много рассказывала о том, что сейчас происходит в театре, о репетициях и ужине, который вы обычно устраиваете после премьеры, о празднике для детей сотрудников театра, об обмене подарками в канун Рождества. Я видел открытки, цветы и подарки, которые продолжают присылать тебе друзья и коллеги. Я слышал, как ты по телефону помогала коллегам справиться с трудными жизненными ситуациями. Ты создала семью в театре, Ребекка. Это огромное достижение. Я думаю, — добавил он, тщательно подбирая слова, — я думаю, что полезно оглянуться назад на свой брак и посмотреть, что пошло не так, чтобы извлечь из этого урок. Но тебе не нужно винить себя.
— Айван меня винит.
— Потому что его планы на брак провалились. Он не хотел и не старался тебя понять.
— И ты не считаешь меня эгоистичным и амбициозным трудоголиком?
Джошуа снова пытался подобрать правильные слова.
— Полагаю, что здоровые амбиции были тебе необходимы, чтобы стать тем, кем ты стала, и добиться того, чего добилась ты как балерина и как художественный руководитель. Важно то, что твои амбиции основаны на доброте, великодушии, юморе, упорстве, вдумчивости. Это делает тебя сильной и успешной, и в этом нет ничего зазорного.
Ребекка долго не отвечала, выражение ее лица было серьезным.
— Спасибо тебе, — наконец прошептала она. — Спасибо, что понял меня.
Она поднялась на цыпочки и легко, почти целомудренно поцеловала его в щеку, прежде чем обхватить его лицо ладонями. От ее прикосновения по его телу пробежала дрожь желания.
— Ты хороший человек, Джошуа Пирсон. — Еще один поцелуй. — И очень сексуальный мужчина. Давай вернемся в коттедж. — Она отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Я устала все делать медленно.
Ее намерение было ясно как белый день.
Вернуться по своим следам было быстрее, чем обходить вокруг озера. Ни один из них не произнес ни слова на протяжении двадцатиминутного обратного пути. Они быстро шагали, взявшись за руки, движимые желанием, не обращая внимания ни на мерцающие в чернильном небе звезды, ни на серебряный диск луны и сияющую на глади озера лунную дорожку. Оба понимали, что должны провести эту ночь вместе. Исчезли все страхи и сомнения, они безумно хотели друг друга.
Они все еще не проронили ни слова, когда добрались до домика, и Джошуа отпер дверь, пропуская Ребекку внутрь. Они сняли шапки и перчатки, сбросили пальто и ботинки и вошли в комнату. Джошуа включил лампу, подошел к плите и зажег ее.
Ребекка пребывала в нетерпеливом ожидании.
— Вино? Пиво? Содовая? — предложил Джошуа.
Ребекка качнула головой.
— Только ты. — Она прикусила губу. — Если ты по-прежнему этого хочешь.
Хочет ли он? Что за странный вопрос?
Он в два прыжка оказался рядом, приподнял ей пальцем подбородок, заглянул в карие глаза и хрипло произнес:
— Конечно, хочу. Но никакой спешки нет.
— До Рождества меньше недели, — ответила она, и Джошуа ухмыльнулся.
— Ты имеешь в виду сейчас или никогда?
— Мы уже и так чересчур замедлились.
— И что делать?
— Для начала ты меня поцелуешь, — предложила Ребекка. — Хотя нет, как современная женщина я начну первой.