Сердце Льва - 2

Какие там лица желтые, которые с тихим шорохом. Мы к коммунизму на пути, где хлебом пахнет дым…

— Вот сволочи. Опять в тринадцатой надрываются. Сульфазину на них нету, — амбалы оборвали пение, насупились и нехорошо, зловеще переглянулись. — Песню нам испортили. Гады. Ну ладно, сами напросились.

Выпив еще для бодрости, они поднялись. Один взял массивную деревянную дубинку, другой объемистую умную книгу, написанную В.Кавериным «Два капитана». Хмыкнули, подмигнули друг другу, пошли. Не в первой. Идти было совсем рядом, через коридор, в просторную, с зарешеченными окнами палату. Похожую в настоящий момент более на сценические подмостки — все в ней плясало, пело, ходило на руках и на четвереньках. Собственно выкаблучивались только трое, остальная же публика занималась своими делами: кто с презрительной улыбкой тихо повторял: «Чернь! Чернь! Жалкие пролетарии (пролетарии — люди, обладающие только средствами для собственного размножения)! Quod licet Jovi, non licet bovi (что позволено Юпитеру, то не дозволяется быку)». Кто уверял присутствующих, что он незаконно рожденная дочь Ульянова и Инессы Арманд, кто просто пускал слюну, глупо улыбался и яростно рукоблудствовал. Зато уж комедианты старались за всех, пели и выламывались от души, что-то было в них от французских жонглеров, германских шпильманов, русских скоморохов и польскхи франтов. Так непосредственны, так эксцентричны… Однако, увидев амбалов с дубиной, двое из них сразу же закончили гастроль и жутком страхе забились под койки. А представление продолжил самый стойкий, кучерявый, жилистый, тот, что выл картавым тенором:

— Тянут, тянут мертвеца. Лаца-дрица-а-ца-ца.

— Ах ты сука! — амбалистые россияне схватили его, уткнули мордой в бетонный пол и, положив на голову творение Каверина, принялись со вкусом работать дубиной. — Вот тебе, падла, вот тебе, сука, вот тебе…

По Каверину, по «Двум капитанам», по больной голове капитана бывшего… Возлюбите ближнего своего. Любите книгу, источник знания. Наконец песня про мацу смолкла, судорожные всхлипы и подергивания тоже.

— То-то, сука пархатая, — с удовлетворением хохотнули россияне, прихватили книгу и дубинку и нестройно, но с энтузиазмом напевая, не спеша отправились к себе. — Листья желтые над городом… С тихим шорохом…

Однако когда они пришли в свой закут, все песни о самом главном уже были спеты. По телевизору выступал брылатый короткостриженный мужик с пронизывающим цепким взглядом, в котором кое-кто запросто узнал бы Владимира Владимировича Матачинского с погонялой Пудель. Тот освещал свою предвыборную платформу и как всегда был лаконичен и краток: бабки в общак, жизнь по понятиям, а всех пидарастов к параше. Брыли его тряслись, взгляд был уверенный и многообещающий. Трепение, господа, терпение. Ждать вам осталось недолго.