Сначала покажите нам фото Вашей супруги, – протянул руку Михаил Игоревич. – Да! Красавица! – Он показал фото Степану со Степанидой. Они посмотрели, оценили и протянули Василю. Тот даже не взглянул, а просто кивнул.
–
У Вас очень красивая и милая жена, – Степанида вернула фото Звереву.
–
Ну! Так что Вы можете сказать про профессора? – повторил свой вопрос доцент.
–
Скоро юбилей. Летом. Семьдесят лет, – начал Василь. – Воевал. Недолго. Месяц. Был в плену. Бежал. Сейчас жена серьёзно болеет. Сын женат. От дочки есть два внука. Внучки, – поправился он, – очень любят деда. Много работаете. Любите бегать. Вы и сейчас бегаете по три-пять километров в день. Когда долго не двигаетесь, Вы начинаете задыхаться. Это мешает Вам работать.
–
Поразительно! – опешил Федотов. – Если бы я не был уверен, что Валерий Вячеславович тоже впервые Вас видит; если бы я не дал согласия на участие в комиссии всего несколько часов назад, то ещё мог бы усомниться. А так приходится верить! Хотя разум и не желает. Вот Валерий Вячеславович подтвердит, что, несмотря на многолетнее наблюдение за ним и другими экстрасенсами, я не окончательно убеждён в реальности таких способностей. У Вас они очень ярко выражены. Я доволен, что приехал. А Вы, коллега?
–
Спасибо Вам, Василь Степанович! Очень убедительно. Однако пора и честь знать. Спасибо, хозяюшка, за госте
приимство! – доцент поцеловал ручку смущённой Степаниде, пожал руки мужчинам и отошёл к крыльцу.
Федотов, по всей видимости, ещё не хотел покидать радушных хозяев, но тоже положил блокнот в портфель и, попрощавшись, вышел за калитку вслед за своим молодым коллегой. «Волга» развернулась и покатила по тёмным сельским дорогам в светлый заасфальтированный мир города.
Когда ушёл потрясённый Сковорода, а Степанида начала убирать со стола, и мужчины Славенко остались одни, Василь обратился к отцу:
–
Беда, батя. Это сотрудники КГБ. Они захотят, чтобы я у них работал.
–
Что, и профессор тоже? – спросил ошарашенный отец.
–
Профессор настоящий, но выполняет их задание. Он думает, что это всего одна консультация.
–
А что тебя беспокоит?
–
Я не хочу работать на злую силу.
–
Но они ведь защищают нас, нашу Родину.
–
Да. Это их работа. А я не хочу никого защищать. Знаешь, почему? Потому что, защищая, надо проявлять злость. А я не хочу этого.
–
Но это же благородное дело – защищать Родину.
–
Да, но я не хочу никому быть врагом. Даже убийце. Это не моё ремесло.
–
А что же делать?
–
Не знаю. Буду отказываться, – он улыбнулся горькой улыбкой. – Не хотел ничего им говорить, но не удержался. Когда он увидел то, что у нас в сарае, захотелось поиграть. Никогда себе этого не прощу.
–
Это ты зря. Раз они заинтересовались, значит, такие люди им нужны. Они всё равно тебя уже не оставят в покое.
–
Ладно, батя. Бог даст – всё пройдёт нормально.
–
Ты про Распутина помнишь?
–
Что у царицы лечил царевича? Григория?
–
Да. Если очень пристанут, нужно будет начать лечить правительство. Партейные любят лечиться и тебя кэгэбистам не сдадут.
–
Ладно, батя. Ты только маме ничего не говори. Будет нервничать.
–
Прорвёмся, сынок. Нас двое.
Утром почтальон принёс газеты и письма.
-
Василь Степаныч дома? – спросил он.
–
Нет. Он в школе.
–
Степанида, передай сыну, что его в шесть часов ждут. Хай придет на почту. Говорить будет с Ленинградом.
–
Добрэ, – ответила мать Василя и занялась хозяйством. Связь, как и положено, была не то что плохая, а совсем
никакая. Василь уже третий раз брал трубку, но, кроме шумов, ничего не слышал. Наконец, телефонистка уговорила свою коллегу на другом конце провода дать поговорить Василю без коммутатора, по служебной линии.
–
Василь Степаныч! – позвала она и отдала свою трубку.
–
Слушаю, – сказал он и даже брови сдвинул, напрягая
слух.
–
Вась! – услышал он знакомый голос. – Это Котик. Не забыл меня, сержант?
–
Кот! – заорал всегда сдержанный Василь Степанович. – Ты где? Скажи! Приеду!
–
Нет, Василь. Это я уже еду к тебе. Встретишь?
–
Спрашиваешь! Когда?
–
Завтра буду.
–
Жду!
–
Тогда до побачення!
–
До встречи! Буду ждать! Какой поезд встречать?
–
Не знаю. Попробую позвонить из Киева.
–
Жду!
–
Пока!
Такого Василия Степановича никто и никогда ещё не видел. Он светился от счастья. Положив трубку, Василь долго смотрел на неё и улыбался.
–
–
-