Сердце машины (СИ)

Любить тяжело и это неоспоримо. Но именно из-за нежелания примерять эту ношу, мы отказались от понятия «Любви», являющего собой самоотверженность, жертвенность, преданность и верность. Любви, звучащей, как: «Я отдаю тебе себя, свое сердце, тело и душу. В руки твои вручаю свою волю, свою жизнь и судьбу. Подчиняясь тебе, я склоняю пред тобой голову, ибо отныне в тебе есть средоточие всего моего мира и лишь тебе решать, что ожидает меня в будущем!». Не многие согласятся и будут готовы принять свои чувства именно такими. Чаще «Любовью» мы прикрываем собственную симпатию, увлечения, похоть. Реальная «Любовь» отлична от ее «суррогата» как чистый лесной воздух, дарящий жизнь, не похож на удушливый смог и ядовитые газы, медленно лишающих нас жизни в мегаполисах.

Печально то, что мы воспринимаем подобный «суррогат» нормой.

Соприкоснувшись с чувствами Тао и Криса, я словно впервые увидел окружавший нас мир без искаженной призмы социальных стереотипов, навязанных норм и стандартов, отринул страхи и предубеждение.

То, что было между двумя машинами, не просто делало их похожими на людей, создавая образ человечности. Нет, они не стали людьми в том понимании, что мы привыкли воспринимать. Чувства этой пары превосходили все доступные для нас, «ослепших» из-за бытности.

Лишенные в своей природе тех ограничений и условностей, сковывающих нас, они сумели обрести ту самую первозданную и чистую «Любовь», тем самым превзойдя представителей современного общества, поднявшись и возвысившись над нами на уровне чувств и эмоций.

Машины оказались человечней людей.

Мне потребовалось еще два дня, чтобы решиться понизить Тао уровень контроля. И в очередной раз этому способствовал Кенсу. Мой добрый друг, ставший не только моим ангелом хранителем, но и Тао. Сколько раз он выручал нас и помогал, ничего не требуя взамен. Я впервые видел его настолько разозленным, когда он, вернувшись из командировки из Барселоны, приехал навестить нас. Оторопь из-за вида открывшей дверь машины стремительно сменилась гневом. Кенсу буквально влетел в мой кабинет, взревев яростным голосом:

— Я уговорил тебя купить машину не для того, чтобы ты издевался над ним! Меня не было всего месяц, а ты превратил Тао в марионетку! И ты посмел называть себя его другом?!

Что я мог сказать ему в свое оправдание? То, что я трус, испугавшийся любви машины? Сейчас я понимаю, сколь жалким был мой поступок и попытки объясниться с Кенсу. Мне никогда не забыть его полный упрека и разочарования взгляд, и тихий голос:

— Я был о тебе лучшего мнения, Кай!

Кенсу впервые не читал мне длительных лекций, ограничившись парой фраз. Обернувшись к стоявшему в дверях Тао, готовому принять любое новое распоряжение, Кенсу приблизился к нему, встав напротив, и глухо произнес:

— Ты выбрал его за то, что он сильнее других напоминал тебе человека. Ты относился к нему, как к равному. Учил его чувствовать и мыслить, а теперь упрекаешь этим. Почему ты просто не дал ему возможность все объяснить. Уверен, ты даже не подумал об этом и вновь действовал излишне импульсивно.

Кенсу бросил на меня еще один разочарованный взгляд и, выйдя из кабинета, ушел. Посмотрев на Тао, я взял пульт и неспешно понизил ему уровень. Выражение его лица медленно изменялось, проявляя усталость и грусть. Тао смотрел на меня с такой невообразимой тоской, словно в его сердце жила огромная мрачная тень.

Я просил у него прощения. Горько раскаиваясь в собственном поступке, я извинялся, извинялся и извинялся. Тао устало смеялся, говоря: «Все нормально, потому что по статистике 98% хозяев машин хотя бы единожды включали режим контроля на полную мощность», о том, что многие не отключают его обратно, он умолчал. Я об этом узнал много позднее, изучая материалы о машинах.

Тао вернулся к собственным обязанностям, но я ловил его взгляд, устремленный на улицу. Машина прекратила свои прогулки, но я видел, как тяжело ему это дается. После произошедшего, между нами словно выросла стена. Тао также был мягок, старался улыбаться, но он угасал на глазах. И в этом была моя вина.

Сложно сказать, в какой момент во мне словно произошел щелчок, вспышка, будто меня самого переключили, и я решил стереть прошлые мысли и мнения о машинах и, начав все заново, во всем разобраться.

Я позвал Тао к себе в кабинет и, усадив на кресло напротив, произнес:

— Знаешь, Тао. Я очень виноват перед тобой.

— Я уже говорил, Чонин. Все в порядке. Тебе незачем снова извиняться.

— Нет, послушай. Я понял, что был не прав, и я хочу это исправить. Возможно, ты посчитаешь это наглостью, но… расскажи мне о Крисе. О вас. О своих чувствах. Я хочу понять, какова она — твоя «Любовь». Позволишь ли ты мне сделать это?

Машина молчала, раздумывая над моими словами. Во взгляде читалось сомнение и тревога, но, в конце концов, Тао заговорил, голос его звучал тихо и неуверенно: