Девушки сделали вид, что поверили. Я сделал вид, что не увидел, как они сделали вид. В итоге мы погрузились и тронулись. В повозке я снова переоделся, чтобы не привлекать внимание оранжевым кимоно. Конечно же, не обошлось без заигрываний со стороны соклановок, но я строго их пресек — не до баловства сейчас. Надо быть настороже!
Пока мы ехали, я немного успел выяснить план здания, местонахождение гримерки Ур Од и комнату операторов, отвечающих за музыку и спецэффекты. У меня в голове созрел план, осталось только претворить его в жизнь. Конечно же понадобится участие соклановок…
Сам театр был фундаментален, массивен и даже издали стремился внушить уважение как колоннами, так и статуями. Полуобнаженные каменные люди застыли во всевозможных позах на стенах и в углублениях театра. Мне показалось, что одна из фигур увлеченно чесала зад. Возможно, это мне только показалось.
— Вот и дошлепали! А ну, поц, неси наши вещи в гримерку! Живо! — скомандовала Жа Ло, потом посмотрела на меня и прошептала: — Я нормально со своей ролью справляюсь?
— Нормально, — одними губами ответил я и подхватил вещи.
Когда я уже встал одной ногой на серый гранит площадки возле театра, то мне в зад прилетел приличный пендель. Я нырнул носом и только рефлексы, наработанные в монастыре, выбросили вперед руки. Я сделал полусальто и встал на ноги, повернулся, готовый наказать за такую фривольность.
— Двигайся быстрее, швайн! — гаркнула За Кинь и добавила: — А у меня нормально выходит?
— А вот ты переигрываешь, — нахмурился я. — Всё-таки мы в одной лодке, так что не надо меня колотить ради достоверности. Предоставь эту честь Низшим Богам…
— Ой, да что ты такое сказать? — отмахнулась За Кинь. — Мы же их всех…
— С вас пять медных монет, — высунулась голова возницы.
— Мы их всех холить и лелеять, — тут же нашлась За Кинь. — Ради Низших Богов только и жить.
Жа Ло рассчиталась, и мы вошли в театр.
Сильно сказано — вошли в театр. Это богатые люди входят с парадного входа и наслаждаются обилием позолоты, хрусталя, зеркал и натертого мастикой мрамора. Богатые люди входят, раскланиваются, неспешно слоняются в ожидании третьего звонка, и того момента, когда их будут развлекать. Тогда они уместят свои пухлые зады в кресла и презрительно будут смотреть на то, что творится на сцене.
А по выходу обязательно всё обосрут. И актеры плохо играют, и сцена плохо освещена, и вино в буфете прогорклое.
Я сам так делал раньше, когда были безоблачные дни, а в карманах весело звенело золото. Теперь же мне предстояло взглянуть на театр с другой стороны. Зайти с черного хода.
— Кто это? — остановил нас мордатый охранник и кивнул на меня. — Что за лысый червяк приполз?
Я сдержался. Даже крыльями носа не дернул. Внутри меня царил покой и умиротворение. Я просто запомнил это толстомордую особу и его бородавку над левым глазом. Постарался очень хорошо запомнить.
— Мэй Кун, даст ист наш слуга И Юнь, — сказала За Кинь. — Мы предупреждать о нем всех.
— Я не все и меня никто не предупреждал, — пробурчал охранник. — Пусть оставит вещи и проваливает, пока я ему ноги не оторвал и тапочками в жопу не запихал.
Блестящая аллегория, да он поэт!
— Ну, Мэй Кунчик, ну, дорогой мой, неужели ты таки позволишь нашим мягким ручкам таскать тяжести? И Юнь просто положит их и встанет рядом. Он будет незаметен, как мышка. А мы за это… — Жа Ло прижалась грудью к левому плечу охранника.
— Унд потом ещё за то… — Жа Ло прижалась уже к правому плечу.
Я видел, что охранник пытается с трудом удержать мину серьезности. Его глаза едва не выпрыгивали из орбит, чтобы заглянуть в декольте девушек. Губы подрагивали, руки поглаживали, уши пошевеливались.
— Ладно, но только чтобы он мне на глаза не попадался! — буркнул Мэй Кун и отступил в сторону.
Внутри пахло пылью, старыми тряпками и подгнившим деревом. Да, именно так пахнет изнанка искусства. Я отнес вещи девушек в их общую гримерку, полюбовался выступающими частями тела других моделей — они меня совсем не смущались, как будто я не мужчина вовсе, а дополнение к сумочке.
Потом я тихонько слинял. Шататься и искать приключений мне было некогда, поэтому я сразу же отправился в звуковую. Бородатые и лохматые мужчины грозно зыркнули на меня, а я в ответ жалобно попросил дяденек не прогонять меня и дать посмотреть на мощные агрегаты, которыми они управлялись. "Дяденьки" разрешили. Уж не знаю, то ли это моя просьба их так разжалобила, то ли тыква сакэ, прихваченная вместе с вещами.
— Смотри, только не трогай инструменты, а то придется заново всё настраивать, — проговорил самый лохматый и, по всей видимости, самый главный звуковик.
— Да я чуть-чуть, совсем немного. Ого, сколько тут всяческих барабанов и цимбал, а ещё колотушки разные, — включил я дурачка.
Я посмотрел, понюхал, попробовал дерево на зуб. Всё это время я твердил про себя, что вовсе не ворую, а одалживаю на время. Твердил про себя, что я отдам, что я верну. Даже золотую монету под коврик пришлось положить.
Вот дурость, но по-другому тело не хотело подчиняться. А мне необходимо было взять некоторые вещицы…