Сердце меча

Самодельные уличные алтари устроены просто: из металлокерамического баллона выпиливают правильный цилиндр, сверху приваривают крышку, красят в нужный цвет — и вот вам место для возжиганий и приношений. Дешевенький голокуб, даже не приклеенный к алтарной крышке, транслировал мерцающее мобильное изображение, в котором Дика не узнала бы родная мать. Основой, так сказать, канвой для этого изображения послужил один из кадров беседы со Шнайдером, но внешность Дика, очень неприглядная в тот момент, подверглась некоторому облагораживанию, сделанному явно женской рукой. После перевода в монохромную лазурную гамму стала незаметна кровища, слипшиеся сосульками от пота и крови волосы превратились в развеваемые ветром шелковые пряди, прокушенные и вспухшие губы приобрели вид чувственно-округлых, заодно подвергся корректуре гэльский нос типа «сапожок» — неизвестная художница превратила его в прямой, соответствующий вавилонским стандартам красоты — и, естественно, убраны были никому не нужные морлоки, и в итоге всего этого художества голубоватый и прилизанный «Суна Эрикардас» (как гласила выжженная плазменником надпись) уже не болтался в руках палачей, таких же обреченных, как он сам, но как бы парил в потоке света, поддерживаемый то ли незримыми ангелами, то ли собственной «силой духа». Рядом были растыканы еще несколько иконок, и плоскостных, и объемных. А оригинал смотрел на свои портреты мутными от солнечного ожога глазами и не знал, то ли ему покатиться от смеха прямо здесь, то ли движением руки смести и эту порнографию, и цветочки-свечечки у подножия.

И от первого, и от второго его удержала Ван-Юнь, но не словом и не жестом, а тем, как она опустилась перед алтариком на колени и положила к его подножию самодельный букет искусственных цветов.

— Не надо, мистресс Сионг, — тихо попросил Дик. — Нельзя человеку воздавать почести как богу. Ему это очень не понравилось.

— Тебе-то почем знать? — раздраженно бросил Данг.

— Да вот уж знаю, — сказал Дик.

Он отступил назад, под платформу, так что алтарь полностью загородил его, и задрал тунику до самого подбородка, показывая шрамы на груди. Ван-Юнь закрыла рот обеими руками, а Данг проговорил хрипло:

— Да быть того не может.

— Может, — Дик одернул тунику. — Меня с арены вынес гем, один из тех, про кого ты сказал «капустные головы». Гемы лечили меня и прятали от хозяев, я этот месяц пробыл в одном детском комбинате.

— Мама вечная земля, — ахнул Данг. — Вот здорово.

— Ничего здорового, — зашипел Дик. — Я живой человек, не дух и не бог. И со мной так нельзя. Ни с кем нельзя.

— Ты лучше оставайся духом, — резонно заметил Данг. — Дольше проживешь.

— Мне все равно, сколько я проживу, Данг-кун, а неправды не потерплю.

Тут его удивила Ван-Юнь. Вскочив с колен, она бросилась ему на шею, а потом сползла к ногам.

— Ради меня и моего ребенка — помогите! Это даже еще лучше, что вы живой! Это значит, что вечное небо меня услышало! Сделайте моего ребенка пилотом, господин Суна! Я знаю, вы сможете! Чтобы наш клан выбился из нищеты!

— Замолчи, бестолковая! — крикнул Данг.

До этого момента все происходило довольно тихо, но теперь на них начали оглядываться многочисленные прохожие.

— Валим отсюда, — процедил сквозь зубы Данг. Они взбежали по эстакаде — Дик и Данг тащили за руки пребывающую в каком-то трансе Ван-Юнь — и свернули в один из боковых переулочков третьего яруса.

Дик понял, что встрял по самую рукоять. Он думал, после признания вера Ван-Юнь иссякнет, но вышло как раз наоборот. Он пытался объяснить ей, что он всего лишь обычный человек, и может не больше, чем любой другой обычный человек, но Ван-Юнь ничего, казалось, не слышала и только бормотала свои мольбы. Дик устремил полный паники взгляд на Данга, но тот только выразительно постучал себе по лбу, пожал плечами и отвернулся — выпутывайся, мол, сам, никто тебя не просил выступать. Дик уже был готов пообещать Ван-Юнь хоть пилота, хоть ручного архангела на цепочке, хоть маринованного черта в баночке, но пообещал ровно то, что он мог выполнить: молиться об этом ребенке и о том, чтобы клан Сионг выбился из нищеты.

Это успокоило несчастную женщину, и Дик выжал из нее взаимное обещание молчать обо всем, что тут случилось. Они с Дангом проводили ее до корабельного города, потом спустились уровнем ниже.

— Закуришь? — спросил Данг, вынимая пачку сигарет.

— Давай, — вдруг согласился Дик.

У сигарет, которые тоже крутили из водорослей, был мерзкий вкус, но зато не было привкуса фантасмагории. Дик сплевывал густую горечь и понемножку успокаивался.

— Скоро, наверное, за мной будет гоняться половина здешней полиции, — сказал он. — Так что ты, может быть, уже не хочешь, чтобы я бегал с Сурками.

— Откуда? — удивился Данг. — Суна Эрикардас умер, а Йонои Ран еще ничего плохого натворить не успел. А насчет Сурков ты зря. Знаешь, когда ты сказал, что выбрался из ничейных пещер — я подумал было, что ты прибрехнул. Но теперь вижу — нет. Если у тебя хватило удачи выжить после Арены, то и из пещер ты вышел. И Суркам такая удача вовсе не будет лишней. Ну как, ты готов?