— Силовые экраны на пятьдесят процентов! — скомандовал Дик. Теперь по линиям напряжения силового поля пробегали такие же сполохи, как до того — по мантии сдвоенного левиафана.
— Экраны на полную, Суна! Шкуру спущу!
— Хай, — коротко ответил Дик, переключившись на внешнюю связь, затем отдал команду по борту: — Силовые экраны на сто процентов! Запуск основного двигателя: всем пристегнуться или лечь на пол. Пошел отсчет. Десять. Девять. Восемь. Семь…
Левиафаны расцепились и, вытянувшись двумя диковинными веретенами, устремились друг от друга в разные стороны. Сквозь мерцание силового поля корабля Констанс разглядела один из вельботов, уходящий из-под шлейфа.
— Шесть… пять… четыре…
От левиафана отделилось нечто вроде перистого облака и скользнуло в направлении вельбота. На мгновение суденышко охватил ореол белого огня, Констанс вскрикнула, но Дик остался совершенно спокоен и завершил отсчет:
— Три. Два. Один!
Он повернул какой-то ключ и Констанс почувствовала, как ее вжимает в кресло. Две секунды — и в ее глазах потемнело, но слух ей пока не изменил: из наушника донеслось сначала голосом Майлза:
— Батареи сгорели, замена.
А потом голосом Вальдера:
— Дик, я тебя придушу! Выключи двигатель,…! — последнего слова Констанс толком не разобрала.
— Дик, что ты делаешь? — спросила Констанс. В глазах у нее прояснилось и теперь она видела оба вельбота, старающихся проложить путь к кораблю так, чтобы не оказаться между двумя шлейфами левиафанов, теперь переплетенными сложной спиралью, похожей на модель молекулы ДНК.
Еще один выброс — и снова вельбот превратился в белую шаровую молнию.
— Батареи сгорели, замена, — Джез произнес это почти так же спокойно как Майлз, и тут же его вельбот получил второй «плевок». — Ах ты сука. Замена.
Насколько могла понять Констанс, об охоте никто уже не думал — следовало спасаться бегством. Дик подтвердил:
— Миледи, если левиафан плюнет в вельбот Джеза, вельбот аннигилирует, и тогда погибнут все они. Я попробую пройти между шлейфами и прикрою их бортом корабля. Наши батареи больше, они выдержат не один плевок…
— Суна, немедленно назад! — поддержал Вальдера капитан. — Ты кем рискуешь, паршивец?
— Простите, сэр!
Новая белая вспышка показала, что теперь вельбот капитана беззащитен — треьео комплекта батарей на борту не было. Второй тоже принял на себя «плевок» и остался без силового щита.
— Молитесь, миледи, — прошептал Дик. — И вы, милорд. Я вас очень прошу…
— Малыш, не надо… — как-то беспомощно сказал капитан. — Миледи, остановите его! Нельзя рисковать всеми вами ради нас, нельзя!
Но он не видел того, что видела Констанс и того, что видел Дик: развернувшись внутри своих гаснущих шлейфов, левиафаны пошли в обратную сторону, удваивая за собой смертельную спираль. Они словно бы искали своих незадачливых противников.
— Если бы я не знал, что они ни в коей мере не разумны, я бы сказал, что они нападают! — воскликнул лорд Августин.
— Что будет, если у тебя получится? — спросила Констанс.
— Их раскидает силовым полем и вельботы смогут уйти. Они не преследуют.
— А если не получится?
— Мы все погибнем. Но это только если у нас откажут все батареи. Мы можем выдержать лобовое столкновение с левиафаном… ну, вроде бы должны… А с двумя — нет. Никто и никогда еще не видел, чтобы их было двое в одном месте…
«А может, видел — но уже не сможет рассказать».
— Продолжай, Дик. Считай, что это мой приказ.
— Да, миледи!
Констанс не могла поднять головы — ускорение корабля было не меньше пяти G, компенсаторы снижали его до полутора, надсадно надрываясь: оно возрастало слишком быстро. Но Дик был иного мнения.
— Медленно, — прошептал он. — Симатта ё! Медленно!
Нельзя было не гордиться таким тиийю — даже зная, что твоей заслуги мало, нельзя было не гордиться.
В отличие от капитана, он был спокоен за жизни туата и инемийин на «Паломнике». Правда, Дику потом будет очень и очень трудно, но сейчас смерть ему не грозила: в панцире силового поля «Паломник» был почти неуязвим для одного левиафана, а вдвоем они не атакуют.
За себя Майлз тоже был спокоен. В конце концов, Шааррим благ, а проклятый судьбой и народом Диорран умер, погрузившись в воды баптистерия. Майлз Кристи родился чистым.
Он успел пожалеть о том, что не обсудил как следует с ка’эддом Августином этого левиафана. Они расходились во взглядах на его природу: Майлз считал, что он нарождается из инобытия, которое А-Тиарна устроил для равновесия, а ка’эдд Августин полагал, что он не нарождается и не переходит в инобытие, но находится в коллапсе от того, что попал в дискретную зону. Если бы они еще дальше отпустили мысль и речь, открыли бы, возможно, что в своем устремлении от массы к пустоте левиафаны должны стремиться друг к другу, ибо что же такое они сами, как не антимасса? А если они стремятся друг к другу, то почему бы не в пределах этого скопления звезд?